Цыбуля всерьез решил загнать в оглобли мистера-графа, но тут вмешался Иволгин:
— Пойдем отсюда, Федосий Нестерович. Так их не научишь...
Огорченный Цыбуля махнул рукой, а мистер Скотт прохрипел:
— Я буду жаловаться союзному командованию.
— Уходите отсюда прочь, — сказал Иволгин. — Уходите с глаз, чтоб я вас...
Мистер Скотт поправил галстук и пошел, подняв голову, к публичному дому.
— Индюк! — сказал сквозь зубы Иволгин и, чтобы сбить с гордеца спесь, пальнул в воздух из маузера.
Цыбуля с презрением поглядел на струхнувшего мистера, сожалеючи покачал головой:
— Эх, лейтенант... И чого ж вы не далы мини зробыть добрэ дило? Хай бы хоть одын-разъединственный рикша проихав непосредственно на буржуяки от имени мирового пролетариата.
Происшествие у публичного дома случилось в тот самый день, когда в лагерь для военнопленных союзников прибыл вместо Паркера новый начальник — полковник Питчер. Свою деятельность он начал с резкого протеста по поводу случившегося. Это огорчило Державина.
Сколько сил затратил он, чтобы все было хорошо. И вот тебе на!
Державин ревностно следил за поведением своих патрулей, не прощал им даже мелочей. Вчера он заметил: автоматчики, вернувшись из наряда, ели вишню. «Откуда вишня?» — строго спросил он. «Трофейная, нарвали в японских садах», — попробовал оправдаться за всех Юртайкин. «Нет на китайской земле японских садов!» — отрезал генерал и предупредил Цыбулю: если увидит впредь на территории военного городка хоть одну вишневую косточку, посадит его на гауптвахту.
«Да, это покислее вишни», — подумал генерал, выслушав жалобу. По тону это была не жалоба, а решительный протест против хулиганских действий советского офицера. Державин попробовал было успокоить Питчера — сказал, что им не стоит ссориться из-за пустяков. Ведь этот самый обидчик вчера, рискуя жизнью, вызволял из плена уважаемых союзников. Но Питчер был непреклонен, обещал сегодня же доложить о случившемся Макартуру и требовал строго наказать виновника. И напоследок с издевкой в голосе спросил, на чем же можно, по мнению русских, ездить в Мукдене, если они запрещают пользоваться рикшами?
Генерал позвонил в военный городок, чтобы выяснить, как все это могло случиться, но там ничего пока не знали, и Державин выехал туда сам.
Над городком стояла знойная духота. Усыпанный песком и гравием плац был горяч и сух, как пятачок африканской пустыни. Не шевелились листья деревьев, молчали птицы.
Зеленый трофейный мерседес нетерпеливо засигналил у КПП. Ворота дежурному помогали открывать возвратившиеся из города патрульные. Среди них Державин увидел Иволгина и сразу догадался, кто был виновником происшествия.
— Вы что же это, скандалы учинять вздумали? — строго спросил генерал, подходя к патрульным. Они вытянулись в струнку, молчали.
Державин позвал Иволгина и пошел в казарму.
— Ну выкладывай, что там натворили, — сказал генерал, входя в штабную комнату.
Иволгин рассказал, и у Державина отлегло от сердца: выходит, дело было совсем не так, как представил Питчер. Коляску, оказывается, вез ребенок. Это — во-первых. Иволгин вытряхнул из коляски не союзника, а русского эмигранта, который называет себя графом Кутайсовым. Это — во-вторых. И, наконец, в-третьих, на графе никто и не думал кататься. Ему просто предложили испытать, как тяжел труд рикши, да и то сделал это вовсе не лейтенант, а старшина. Это существенная деталь: с него спрос меньше, чем с офицера. Что касается стрельбы, то Иволгин стрелял не в графа, а вверх после того, как тот стал угрожать ему. Обстоятельства смягчали вину Иволгина, но не оправдывали его целиком.
— Все это, батенька мой, называется нарушением дисциплины. Вам запрещено было вмешиваться в дела города. А вы заставляете меня ссориться с союзниками.
— Какой же он союзник, если называет себя нашим земляком? Какая-то темная личность, двойник, оборотень...
— Раз заступаются за него — значит, верно служит им.
— Так пусть не катается на детях.
— А тебя кто уполномочил распоряжаться городским транспортом, вводить свои законы, устанавливать свои порядки? Пусть их устанавливает сам китайский народ.
— Но разве мы имеем право мириться с безобразием? — спросил Иволгин. — Гад едет на ребенке, а ты его не трогай пальцем. Другой лапает девчонку, а ты ему вежливо улыбайся. Тогда зачем мы сюда пришли? Зачем брали этот город?