— Не знаю, кто на ком больше ездит — я на нем или он на мне? — невольно сказал Иволгин, вытаскивая свой трофей из желтой хлюпающей воды. — Могу подвезти, пожалуйста...
— Спасибо, я еще нужна раненым.
— Доставим с полной гарантией.
— На тот свет в лазарет?
— Неужели я такой ненадежный? Кстати, как там, рука у моего лучшего друга? Подживает?
— Замучил меня твой друг — ноет и ноет.
— Значит, недоволен лечением. Возьми над ним личное шефство.
Аня печально улыбнулась. После боя на Верблюжьей сопке вся рота поняла, что у нее на сердце. Не понял лишь тот, кто должен был догадаться раньше всех. А он вот по-прежнему отсылает ее к Валерию.
Иволгин вытянул мотоцикл из воды и подошел к Ане.
— Ну и пленный сегодня попался. Злой, как хорек, — проговорил он. — Едва утихомирил. Я мину с него срываю, а он чуть меня ножом не пырнул. Нож отобрал, он харакири себе сделать хотел. Прямо очумел самурай. Так связанным и привез. А губить его не хотелось: задурачили им головы — себя не помнят.
— Поосторожней ты с ними, — сказала Аня.
От ручья потянуло прохладой. Сквозь ночную мглу проступали близкие силуэты гор, закрывая край неба. Ане казалось, что звезды норовили заглянуть в ручей, а он ершился, не принимал их трепетного света. Слева темноту ночи прорезали огни фар: в дверях штабного автобуса показалась кудлатая голова Волобоя.
У походной кухни ворчал и чертыхался старшина Цыбуля:
— Возможно, вы думали, шо старшина Цыбуля сам непосредственно будэ сушить та разглажувать вам обмундирование? Чи будэ крахмалыть вам воротники та сушить портянки? Надо ж самим понимать, бо у мэнэ глотка нэ лужоная.
У танка, где мелькали светлячками папиросные огоньки, раздался голос Баторова:
— А командиру взвода ужин принесли?
Ане было хорошо оттого, что солдаты так заботятся о своем взводном, ей хотелось сказать, что она тоже беспокоится, чтобы не задела его японская пуля.
От танкового ряда вдруг донесся раздраженный голос Драгунского:
— Младший лейтенант Иволгин, к выходу!
Иволгин хотел откликнуться, но Ане было приятно стоять вот так, вдвоем, и она схватила его за руку.
— Пусть поищет, пусть, — прошептала она, не выпуская Сережкину руку, лежавшую на руле мотоцикла. Рука у него грубая, мокрая. Но вместе с тем родная, теплая, и от этого тепла еще отраднее у Ани на душе.
— Вот друга нажил! — улыбнулся в темноте Иволгин. — У такого в самовольную отлучку не уйдешь.
Снова они услышали голос Драгунского:
— Где младший лейтенант, я спрашиваю? Ротный его вызывает.
— А, значит, по делу, — сказал Иволгин, тронув мотоцикл. — Наверное в разведку пошлют.
— Ну что же, иди, — сказала Аня и, нахмурясь, вздохнула: — Иди.
Они вместе направились к биваку. Шли в полной темноте, но Ане казалось, что со всех сторон их освещает радостно-голубой свет. И шагают они будто не по мокрой траве, а по легким, воздушным облакам...
Аня пригласила Иволгина в санитарную машину, чтобы обработать царапину.
— Еще чего придумала, медицина?! Засохнет, как на собаке, — небрежно отмахнулся он и, повернув мотоцикл, заспешил к танковому ряду.
«Даже не простился, а в разведку идет», — подумала Аня, глядя вслед Сергею. И потом начала корить себя за то, что ничего ему не сказала. Откуда ему знать, что у нее на сердце? Но как открыться первой?
До приезда на Бутугур Иволгина она чувствовала себя вполне счастливой: ей все угождали, все старались понравиться, смотрели на нее влюбленными глазами. Как тут не поверить, что ты самая привлекательная, самая симпатичная девушка?
Но вот приехал Иволгин, и привычное ощущение счастья начало таять, улетучиваться. Он не пренебрегал ею, не смотрел свысока, но и не торчал по вечерам в санчасти, как другие. Просто ходил да улыбался и, пожалуй, даже не замечал ее. И это наводило Аню на грустные размышления: видно, любят ее здесь не потому, что хороша, а потому, что одна-единственная.
В такие минуты Аня всегда завидовала Веронике.
Хорошо на свете быть красивой. Красивую каждый полюбит. А вот она, Аня, обыкновенная. Недаром ее Ковылинкой прозвали. Белесая степная травка. И брови белесые. Она пробовала подводить их спичечным огарком, но не замечал Сережка ее подведенных бровей.
Аня считала, что на войне, где свистят пули да стонут раненые, ей будет не до Иволгина. Но оказалось совсем наоборот: здесь о нем думается еще больше. В этом она убедилась и глядя на Веронику, которая всегда в опасные минуты искала глазами Ветрова.