Другое новшество появилось буквально вчера — Гэрт прислал очередной приказ. Он обосновался в каком-то на редкость сухом блиндаже, или даже каменном бункере, не знаю, ни разу не был у него и, в общем-то, и не видел его лично, аж с самого прибытия на фронт, и носу он сюда сам не кажет. Только вестовых с приказами присылает. Правда что, если я в докладе ежедневном ему что-то излагаю, по надобности, в меру, конечно, то на тот день все из тыла нам доставляют. Так что я даже рад, что начальство так себя держит.
В общем, приказ — всячески содействовать и помогать. Кому, спрашивается? — А присланным на передовую саперам. Конечно, поразвели обо все это секретности, да только и так все ясно — мины копать будут, подводить, значит, подземные ходы под вражеские укрепления, и взрывать. Ну, седобородый саперный сержант Дорг, командир отделения, что к нам прислали, дядька преклонного возраста, со скрюченными руками, на какого-то гнома весь похожий, оказался покладистым и сговорчивым. Мы быстро с ним сладились — мой взвод выделяет ему сколько надо людей на дурную работу, а они за это — осушают и ремонтируют нам блиндажи. И сами же у нас и ночуют-отдыхают. Нам, после посменного сна в полузатопленном сыром блиндаже такая теснота и не в обиду. Сержант Дорг, правда, сказал, что блиндаж они подлатают на скору нитку, мол — как рванем мины — вас вперед и погонят — к вечеру уж на новом месте будете оборудоваться. Я его послал к демонам, чтоб не каркал, пока гоп не сказали.
За две недели саперы управились. Блиндаж осушили насосами, и натащили на пол глины, переделали печь — теперь опять тепло и относительно сухо. Разжился я и сапогами на смену, но все равно с ногами дело плохо, ходить больно, плохо заживает, хотя я как-то решился оставить на Борю и Дорга все хозяйство, и, смотав чуть в тыл, вымытарил у лекарей йодного раствора и бинтов. Не знаю, правильно так лечить, или наоборот — но лучше хоть что-то делать, чем ничего не делать. Боря вырезал мне из деревяшки знатный посох, которым не только опираться удобно, но и колошматить, на манер анператора Петра Лексеича, подчиненных.
Кроме основной задачи — обустройства нашего блиндажа, саперы справились и с побочной, то есть прокопали-таки ходы до валашских позиций, в основном рыли в сторону от нас, к стоящему чуть на пригорочке форту — он, выдаваясь эдаким мысом в нашу оборону, сильно досаждал, и артиллерией его было никак не взять. Мои солдатики уже устали ненавидеть земляные работы, ибо им, с мешками и тачками приходилось бегать далеко, засыпая воронки и ненужные рвы, чтобы не демаскировать саперные работы наличием множества свежей земли на передовой. И теперь они рвались в атаку, хоть и под пули да шрапнель — лишь бы не землю таскать. Потому приказ готовиться приняли с воодушевлением. Я на такое дело велел и мяса пожарить, отправив Колю с притащенными им с нейтралки сувенирами в тыл — наменять мяса с убитых лошадей. С питанием стало не очень — дороги раскисли, доставлять тяжело. Не голодаем, конечно, просто однообразно все, мяса почти нет, все что могли из консервов откопать на взорванном форту — уже давно сожрали. А у меня еще чадо малолетнее с весьма растущим организмом, питание ему надобно хорошее. Организм у чада растет там, где и положено, и надо что-то решать, ибо скоро начнутся проблемы и с личным составом, и у нас во взаимоотношениях. Ей уже, таких как есть отношений недостаточно похоже, что поделать — возраст. Петруха, тот тоже, несмотря что постоянно над ним подшучивают все, а Мари раз за разом отшивает — не унимается, упрямый, и запал на девчонку всерьез. Правда, походу, он всерьез воспринял и мои слова, что, мол, только после свадьбы. Они меня все тут отчего-то считают эдаким извергом, злым и безжалостным. Козлы, бля. Не я злой — должность такая.
В четыре утра саперы взорвали вражеские форты. Как потом оказалось, не только тот, что рядом с нами, но и по всей линии передовые укрепления, а местами, где валашцы на горке были — и траншеи им обвалили. Я думал, будет эффектнее — однако в темноте ничего толком не было видно, да и звук был приглушенный. Ни вспышек, ни облаков дыма. Я уж подумал, что что-то не срослось, хотя тряхнуло землю знатно. Но спустя минуту, если не больше, на нас, сидящих в траншеях в ожидании ракеты на атаку, посыпалось сверху всякое дерьмо. В основном, наверное, земля. Из чего я заключил, что рвануло добро. Неясно только, чего нет сигнала, валашцы ж проснутся, полезут в оборону.
Похоже, того наши и ждали. Спустя десять минут разом разорались все наши огневые средства: и пушки, и минометы, и ракетницы. Казалось, по всей глубине вражеской обороны прошлось. Быстро, минут пять. Поди, и не так-то много и выстрелили, но разом. Страшно подумать, что там творится на валашских позициях. Ну, а после того, и нам ракета пошла — по всему фронту зашевелилось, полезла по лесенкам из траншей солдатская многоножка, поползла к проволоке. В ответ, несмотря на налет, тут же открыли огонь — и с ружей с передовой, и пушки — где в упор картечью, где из тылов гранатами и шрапнелью. Но мало, слишком мало. Да и наши в ответ как могли, старались подавить.