— А и посмотрим! Вот возьму, и пойду!..
Долго его слушать, как он всех победит, и чинов да наград нахватает, я не стал. Нам еще раз все проверить и собрать, поужинать, и на погрузку строиться. Как говориться — «как шли мы с тобою на борт, в холодные мрачные трюмы». На пароходе здешнем я еще не катался. Интересно.
Тоже мне. «На паровике поплывем!» Чудо техники, как же. «Ты, поди, на севере-то своем и не видал такого!» Погрузили на баржи, всех, кого в крепости собрали в рисское войско, аж на три штуки. Батальон, так прикинуть — по одной лохани на роту. И их — две впереди борт-о-борт, третья сзади — потянул смешной и убогий угольный буксир. В добавок — еще и колесный, правда, колесо одно, во всю корму, под кожухом. Может, и не от убогости, а чтобы не поломать винт об всякие мели и бревна — чорт его поймет. Может, так и правильнее — но все равно не впечатлило.
Баржи деревянные, добротные — размесились на палубах — в трюмах какие-то грузы, в невеликих надстройках-сарайчиках — офицерье, а мы — под растянутыми тентами. Ну, и ничего страшного, пока еще лето, хоть и сыровато на воде. Неторопливо, два дня вверх по течению. Кухня ротная с нами ехала, так что в тесноте да не в обиде, и с горячим питанием, добрались нормально. Высадились сразу на Валашский берег, над дебаркадером — немалых размеров, явно самодельный транспаранты «Приречье возвращается в родную гавань!» и «Приречье — наше!». Сразу за пристанью — огромный лагерь, масса имущества, палатки. База для наступления, как минимум бригадного масштаба.
Три дня нас пихали и тасовали. Я охрип уже объяснять всем подряд, что мы от Вергена переписались все вместе. Помогали медалька со штурмовым значком и едва ли не больше нашивка. Да еще то, что все мои были в портупеях, а мы с Колей еще и при револьверах, я даже и с недешевым карабином. Включив бычку, пробился до комроты, сухопарого капитана Гэрта. Благо, в неразберихе лагеря стройная армейская система с субординацией и иерархией временно дала слабину. Капитан выслушал, уточнил все, и согласился. Загнали в третий взвод вторым отделением. Мне, как десятнику, так тут официально командира отделения величают, пришлось вытерпеть долгий экзамен от взводного лейтенанта Виске, а потом принять недостающих боевых единиц. Двое рисских крестьян, тупых и запуганных. Хумос и Басс. Смотрят, как на дракона, жалобно и недоверчиво, на контакт идти не хотят. Еще и неграмотны, или не признаются. Подумал, да и приставил к ним Вилли с Сашей — и разрешил делать что хошь, в пределах нормы, но спрошу с них, а не с этих рисских недотеп.
Провел так сказать реорганизацию в своем войске, благо с лейтенантом пришли к консенсусу, примерно как я с крестьянами — я в своем десятке командир, за каждым словом в роту не бегаю — но и спрос с меня полный, отговорок никаких. Так всех устраивает. Так что — без проблем распределил должности. Колю назначил моим ординарцем, а заодно и разведчиком отделенным. Бруно — казначей, Арно — начхоз и начпрод. Борьку назначил заместителем в мое отсутствие, и всяко. Остальные — на подхвате. Без должностей, чему, в общем-то, ни шалопаи, ни тупиздни деревенские, не огорчились. С этих спроса мало — «нас толкнули, мы упали». Но предупредил — то если кто филонить станет — спишу в штрафной взвод без всяких. Соврал, что с лейтенантом договоренность такая есть.
На третий день сформированную роту выгнали из солдатско-рекрутского муравейника, хотя по мне это больше напоминало кишащую опарышами дохлую корову. В поле поставили в полуверсте от главных сил свой лагерь, начали учебу. Очень быстро наше отделение отметили — все ж почти все служившие, с оружием свычные, службу и порядок понимают. Сначала это отразилось в том, что мы неделю не вылезали из караулов, после чего я таки нажаловался капитану, и пусть Виске что хочет делает — мои спят на ходу, а на учениях не были. Благо за неделю остальную массу привели в понятие, и смогли нас заменить. Капитан нам попался, похоже, с пониманием, да и лейтенант не ерепенился — даже наоборот, велел подготавливаться самостоятельно, если сможем — остальные два отделения больно уж тяжкие попались. В третий взвод известно кого спихивают.
Начали и мы учиться — стрелять я наспех обучил, быстро растолковав примитивные понятия дальности прямого выстрела и превышения. Запретил без команды держать прицел иначе как на четыреста шагов, да и стрелять дальше четырехсот шагов без особого приказа тоже запретил. Тупиздням пришлось грамоту учить, они и цифр не знали — но тумаками и прибавкой к порции молодежь этих уродов как-то натаскала. Но они только на сотню метров в силуэт еле-еле попадают. Запретил им стрелять дальше ста пятидесяти шагов. Вроде поняли. Дошли через Борьку слухи, что в дремучих крестьянских мозгах, или что там их у этих амеб заменяет, просыпается самосознание — пообщались со знакомыми, кто в другие отделения попал, и прониклись, как им повезло. Штрафной взвод уже пополнился почти до полного состава, а уж плетьми лупцуют по нескольку человек каждый день. Второго дня повесили первого в нашей роте — за пьянку. А в лагере виселица полнехонька. Я же только раз прописал подзатыльник заснувшему за чисткой винтовки Хумосу. Правда крепко, что тот кубарем полетел, и нос об свою же винтовку разбил. Ничего, за дело.