Вошел Керимов, с бурковыми сапогами в руках.
— Ну и погодка! — надевая сапоги, сказал Недоразумение. Сделал небольшую паузу, поразмыслил и прибавил четко, размеренно, сочно очень крепкое выражение.
Керимов фыркнул в руку, поспешно взял со стола лампу и вышел, давясь смехом. Картер оглянулся на толстого доктора и с почтительным изумлением произнес: — «ну-ну-ну!»
— Это я из Пушкина, — сказал Недоразумение.
— Ну уж, не клевещите на Пушкина! — сердито возразил генерал.
— Вы не знаете? Известные стихи: «Вот ворона на крышу уселась и давай во все горло орать…»
— Пропал наш праздник. — сказал Картер, глядя в окно — не приедут криводубцы…
— Не приедут! — уверенно подтвердил Недоразумение: — знай я такую штуку, сидел бы дома… В баньку бы сходил… Понес же черт! Взбрело в башку: отвезу, мол, лимонной им, у них своих химиков нет. Вот и отвез: теперь назад через неделю не выберешься… Вон она! вон — как из пропасти!
Недоразумение качнул головой на белую сеть за окном.
Все шел и шел снег, толстым, рыхлым войлоком укутывал землю. Подымался ветер. И небо не пухом сыпало тогда, а крупными белыми отрубями. Ветер подхватывал, крутил их, гнал белую пыль по улице. Наметал сугробы вокруг оголенных халуп, — огорожа была давно растаскана на дрова. От сугробов через улицу потянулись длинные гребни, пересекли дорогу и тропинки, выросли в кудрявые холмы. На вершинах их, согнувшись, съежившись, вырастали изредка темные фигуры в шинелях, в башлыках. Топтались с минутку на рыхлом барьере и снова ныряли в белую муть, унося в снежную безбрежность свою усталую, хмурую заботу…
С утра до обеда сыграли две пульки в преферанс. Пообедали в час. После обеда рассказывали еврейские анекдоты и задавали друг другу армянские загадки. Потом спали. В сумерки Керимов доложил, что сестра Шура, хозяйка, прислала спросить, на сколько персон накрывать стол и где взять стульев. Генерал, соображая, вскинул глаза на низкий, прогнувшийся в средине, потолок халупы, а Недоразумение сердито сказал:
— Полопаем и так!
С тем Керимов и ушел, — генерал ничего не придумал.
Картер, вобрав голову в плечи, мелкими шажками кружился по комнатке и наламывал язык. Недоразумение поглядел с сожалением на его на его тонкие, согнутые в коленях, ноги в узких штанах, на фурункулезную шею и, вздохнув, сказал:
— Мистер! и вы, ваше п-ство! давайте хоть из этого закута вылезем на свет Божий!
— Но куда? — уныло спросил генерал.
— К Бергу, скажем. Навестим болящего.
Картер, человек пунктуальный, поднес палец ко лбу, прикинул, взвесил и сообразил. Потом сказал:
— Хорошо. Идем. Предлагаю через парк: я забегу в дивизионный пункт насчет стульев.
Генерал на это мрачно махнул рукой: не к чему, мол. Но стал одеваться.
За низенькой дверью чулана, в котором пахло елками и курятником, все трое сразу ухнули и нагнулись: ветер сыпнул им в лицо горстями белых отрубей. Не было никаких признаков тропинки. Поджарый Картер подобрал шинель до пояса и пошел впереди. За ним генерал, — ноги увязали в рыхлом снегу выше колен. За генералом — Недоразумение в черном своем полушубке, который после дождя сел и не на все крючки застегивался. Генерал слышал, как тяжело сопел Недоразумение. Он и сам задыхался, стараясь не отстать от молодого, суетливого Картера. Нагнувшись, они усиленно сучили ногами, старались попасть в готовые следы, но подвигались неспоро, толклись на месте. Что-то говорил в свой башлык Картер, чего генерал никак не мог разобрать. Сзади кричал, уткнувшись вниз, Недоразумение. Звуки долетали до генерала смутным, приглушенным лаем. Качалась мутно-белая снежная завеса и прятала мир в белое колеблющееся рядно.
— Февраль по-ихнему называется Лютой — и не даром! — прокричал Недоразумение, когда остановились передохнуть.
Картер, до которого донесся лишь смутный, сердитый лай, прокричал в ответ:
— Да, удовольствие ниже среднего!..
В парке пошли легче — не было сугробов, снег лежал ровно. Старые черные великаны стояли безмолвно, как зачарованные, — чуть слышный шел говор ветра в высоте, внизу легла безбрежная тишина и торжественный покой, молитвенное безмолвие опустевшего храма.
У дивизионного пункта постояли, подождали, пока Картер закончил переговоры о стульях. Где-то впереди, к костелу, внезапно выросли смутные звуки, похожие на отдаленный говор бубенчиков. В них было что-то невероятное и радостное: неужели русская тройка — здесь, в этой дыре?.. Звуки как внезапно выросли, так и утонули вдруг в белой мгле.