— С-сию минуту…
Пан-доктор взял из рук Мартыныча блестящую металлическую штучку и сказал:
— Ну-ка, раскрой ротик, да побольше… Ну же! Пошире! Чтобы две шоколадные плитки сразу можно было посадить… Вот!..
Прищурив глаз, пан-доктор ловко ухватил концами блестящей штучки еловую иглу, застрявшую в глотке, и Зося сразу вздохнула с облегчением.
— Ну вот… ну? а ты плачешь…
Слезы уже прошли, но Зося все еще икала от конвульсивных рыданий.
— Ну, поцелуй меня!
Она поцеловала пана-доктора и укололась об его подбородок, на котором выступила короткая щетина. Засмеялась.
Потом пошло все удивительно забавно и смешно. Веселый был день. Успела съездить за водой с Маметом, играла в снежки с Попадейкиным и Керимовым, ходила с сестрами Осининой и Гиацинтовой искать по Звинячу, нет ли где голодных солдат. На кухне, как всегда, а в эти последние недели особенно, готовилось много обедов. Все ждали, что, как было в метель, прихлынут мокрые, озябшие, усталые солдатики и их надо будет накормить и согреть хорошими щами. Солдаты и после метели охотно заглядывали на пункт — уже не очень усталые, сухие и веселые. Но потом кто-то там, у них, распорядился, чтобы таких не пускать обедать, и с тех пор стояли у дверей два сердитых солдата с красными повязками на рукавах, — и это очень волновало сестер потому, что некому было есть приготовленных обедов.
Сестры возмущались. Не раз при Зосе они наседали на генерала, чтобы он потребовал от кого-то удалить солдат с красными повязками на рукавах. Генерал посмеивался, отмахивался от них. Один раз куда-то ходил и вернулся с офицером — таким же толстым, как и сам. Офицер тоже посмеивался и говорил о каких-то лодырях. Пан-доктор тоже посмеивался. Сестры негодовали. Некрасивая сестра Софи шипела, как сердитая гусыня, и говорила генералу:
— Я бы вам рекомендовала с недельку посидеть в окопах… Вам это пошло бы на пользу!..
Зосе было жалко, что генерал послушает сестру Софи и уйдет в окопы, — он частенько давал Зосе шоколадки. Но, слава Богу, генерал не ушел, остался на пункте, и сестры каждый день пилили его. А иногда он кричал отчаянным голосом:
— Посадите меня на эту ель, я брошусь с нее вниз головой, — жизнь опостылела!..
Вместе с сестрами и Зося ходила по Звинячу и спрашивала у встречных солдатиков, не хотят ли они есть? Многих из них она знала в лицо и по фамилии.
— А подивиться, пани, це Хвиник йде?..
Курносый солдатик Фиников сделал под козырек, подмигнул Зосе глазом, а сестрам сказал, улыбаясь во всю улицу:
— Здра-и-желаем, сестрицы!
— Здравствуйте, здравствуйте, Фиников! — радостно отвечали сестры: — ну, вы обедали?
— Так точно, сестрицы…
— Может, зашли бы чайку попить?
— С удовольствием бы, сестрицы, для разгулки времени почему бы не зайтить, ну… никак нет, невозможно… Сами знаете…
— Да, да… увы!.. — вздохнула сестра Гиацинтова.
— Строго стало… тово…
Фиников опять подмигнул Зосе — весело и беззаботно.
— Да… к стыду и сожалению… — мрачно сказала сестра Осинина.
Фиников, видимо, смотрел на вещи не столь мрачно, как сестры, не чувствовал ни стыда, ни сожаления и широко улыбался, показывая редкие, широкие зубы.
— Знаете, сестрицы, начальство, оно — взглядное: как ему взглянется… «Не сметь!» — и кончен разговор.
Он высморкался в сторону, утер ос рукавом и, как бы мимоходом, добавил:
— Мне ведь об Масляной, на прощеный-то день, — помните? — заглянули — извините — в задние ворота…
— Как?
Обе сестры большими, изумленными глазами глядели на беззаботно улыбающегося Финикова.
— Так точно. Двадцать пять…
Зося с испугом увидала, как краска залила вдруг лицо пани Осининой, и сестра умоляющим голосом проговорила, почти простонала:
— Не может быть!
— В двадцатом веке! — прибавила маленькая Гиацинтова тем грозным, твердым голосом, каким она обыкновенно распекала только генерала.
— По штанам, конечно, не по голому, — успокоительно сказал Фиников: — а кабы по голому, извините, — накрасили бы по первое число…
— Боже мой! И это — в двадцатом веке!
— Так точно, — вздохнул Фиников.
— Что — «так точно»? — сердитым голосом сказала сестра Осинина: — деревянный вы человек! Вы как будто и не чувствуете! Как будто это и не вас касается… «Так точно…».
Фиников слегка смутился и, оправдываясь, сказал:
— Так точно, сестрица. Старшой и то говорит: — «никак ты, Фиников, железный, — и не охнул! Я говорю: ничего, солдат солдата не убьет, мол…»
Зося не очень понимала, почему сестры сердились на Финикова, а Фиников был весел, подмигивал ей глазом и ни на кого не сердился. Сестры, вернувшись домой, с негодованием говорили: — вот что делается у нас в двадцатом веке! И было немножко похоже, что им доставляет удовольствие негодовать и рассказывать, как претерпел в двадцатом веке Фиников за посещение питательного пункта. Они рассказали об этом всем сестрам, студентам, генералу. Генерал выслушал, но отнесся к рассказу равнодушно: