Я всмотрелся. Так-так…
Комбат… Тополь… Гусь… Баронесса… Борода… Меченый… Лебедев… Хемуль… Шульга… Дегтярев… Гард… Клещ… Варвар… Хе-Хе… Ной (он же Пророк)… Сидорович… Вано… Шустрый… Лодочник… Сахаров… Василина… Шрам… Шорох… Медведь… Дегтярев… Локи… Семецкий… Стрелок… Мир… Бродяга… еще с десяток душ.
Да это самые известные сталкеры, оружейники и барыги Зоны!
— Последние новости: Вано и Варвар уже не смогут дать интервью.
Михайлов, ни слова не говоря, вычеркнул их.
— Я хочу взять вас на вакансию старшего научного сотрудника в свой Центр. Предупреждаю, эта должность освободилась после того, как Олег Евгеньевич Прочинников был превращен в консервы одним контролером из Припяти… В Зону ходить придется довольно часто. Вы согласны?
— Да.
Он усмехнулся.
— Что, финансовый вопрос вас совсем не волнует?
— Не то чтобы уж совсем, но… есть вещи поважнее.
Он назвал размер моей зарплаты. Что ж, не «ах»! Но и не позорно. Жить можно.
Разрешение на ношение оружия? Будет.
Потом Михайлов сказал, что его Центр придерживается четких правил: с хабаром не связываться. То есть в Зоне — всё, что угодно, Центр не претендует на финансовый контроль над моими действиями. А вот выносить оттуда ничего нельзя. Табу. Да и… нехорошо.
— Вы же понимаете, Тимофей Дмитриевич, артефакты нужны физикам, химикам, биологам, медикам… А мы, гуманитарии, ходим в Зону за информацией.
— Понимаю.
— Сожалею, что не могу дать вам больше. Возможно, позже мне удастся взять солидный грант или получить… э-э… внебюджетное финансирование… и тогда положение нашего Центра улучшится… Но сейчас просто хочу оборудовать собственный наблюдательный пункт в Зоне, а это требует серьезных инвестиций.
— Да всё нормально, Дмитрий Дмитриевич. У меня как раз есть предложение по внебюджетному финансированию.
Он взглянул на меня с подозрением.
— Ваша медаль…
— Э?
— У меня. «Сезон охоты» пока не окончен. Это полмиллиона условных единиц, Дмитрий Дмитриевич.
— Даже несколько больше… Но как? Я теряюсь в догадках.
— Один хороший человек сказал мне недавно, что хорошим людям Бог помогает. Будет у вас наблюдательный пункт, Дмитрий Дмитриевич.
— А у вас — солидная премия… за деловую инициативу.
Он налил коньяку себе и мне, взял рюмочку и подошел к большой черно-белой фотографии, красовавшейся в рамке с подставочкой на старом серванте.
— Узнаете?
Невысокое кирпичное здание в стиле провинциального сталинского неоклассицизма, с тремя наглухо заколоченными арками. В средней — она повыше двух других — сделана дверь с треугольным деревянным навесиком, как в поселковой аптеке. У этой двери стоит Михайлович, лет на десять — пятнадцать моложе, чем сейчас. С довольной улыбкой он демонстрирует фотографу отрубленную голову кровососа.
— Здание железнодорожной станции Янов, — отвечаю.
— Хорошие были времена! — и Дмитрий Дмитриевич чокается сначала со мной, а потом с фотографией. Фотография неотразимо притягивает меня.
Зона… Я тенькаю рюмкой о стекло.
Ну что, Зона, что, поганка, уже тоскуешь по мне?