Мертвая Зара пролетает шага три или четыре. Она должна бы рухнуть лицом вперед, но прямо из воздуха вырастает синий коготь метра полтора длиной и бьет ее в грудь.
На мгновение мертвое тело застывает. Что за…
Ох! Ее опутывает сеть голубоватых молний, и когда она все-таки падает, плоть ее покрывает густая сеть разрядов, словно плесень, расползшаяся по забытому куску хлеба. А потом полдюжины молний, одна за другой, сотрясают труп, отрывая его от гравия, молотя о рельсы, создавая видимость жизни.
Но жизни уже нет.
Израсходовал Плешь вторую отмычку…
— Молодец, девочка, — негромко говорит гад, наблюдая за агонией Зары. — Славно поработала на старика.
Он очень уверен в себе. Он не торопится. В деревянном прикладе его «Кабана» глубоко засел нож Зары. Был у нее козырной финт — метать нож на звук, не глядя, хотя бы и за спину. Только на этот раз он ей не помог.
Плешь медленно поворачивается ко мне. Нагло так. Ни во что не ставит — это я сразу вижу.
Я ведь был самым тихим и мирным парнем во всей десятке подмастерьев. Не люблю борзых, не люблю, когда круть прёт изо всех щелей. Потому что реальная круть — это когда ты умеешь преподносить маленькие неожиданности своим врагам.
Вроде как Пити Вильямс — уважаю этого бойца, все матчи его смотрел! — выходит на восьмиугольник, весь из себя мальчик мальчиком, едва блокирует удары какого-нибудь монстра с татуировками от жопы до носа, а потом р-раз ему ногой в табло, р-раз другой ногой по кумполу — и монстр в отрубе. Вот это по мне!
Итак, Плешь, падла, повернулся…
…Повернулся и у самых ног увидел маленькую штучку, которую я ему только что подбросил. И пока он рассматривает мой подарочек, я по второму разу распахиваю харей гравий, только в отличие от первого — по собственной воле. И не забываю при этом крепко-накрепко закрыть глаза ладонями. Если просто опустить веки — хрен спасет.
У Плеши была секунда-другая, и он успел то ли отпрыгнуть, то ли закрыть глаза руками, то ли и то и другое. Поэтому он не сдох и не ослеп, когда железнодорожное полотно было затоплено морем света. Но пришлось ему худо.
Когда я встал и взял автомат на изготовку, Плешь катался по путям, протирал несчастные глаза кулаками и матерился в двадцать два этажа. Световая граната — сильная вещь.
Хоть он и гнида, ребята, но убивать его я не хотел. Не то чтобы жалел — кто такого пожалеет, тот и дня не проживет. Нет, просто я по жизни не душегуб. Бог что, неясно выразился? Сказано: «Не убий!» — значит, убивать не надо. Но чтобы не возникало соблазна прибить на месте, лучше все-таки предварительно обезвредить и обездвижить.
Вот я и командую Плеши:
— Брось оружие! Ляг на землю, руки за голову!
Хороший у меня был план: треснуть паразита прикладом по черепу, связать ему руки, отобрать «Кабана». Артефакт «сонный шар» достается мне, Плешь выводит подмастерье Дембеля из Зоны, а потом подмастерье Дембель начинает разбираться с тем, какая ему, парню простому, может произойти польза от дорогущего артефакта.
Если драгоценный брат Плешь наврал ему с три короба про Орден, то вещицу можно будет продать. Если же Орден где-то отдавил ему лапу, и сукин сын поливает дерьмом наше святое братство по своим корыстным причинам, то отчего бы не обменять «сонный шар» на звание орденского мастера и комплект первоклассного сталкерского снаряжения, как и предполагалось с самого начала?
Одна беда: добрый мой друг подмастерье Плешь строил другие планы.
И он был на порядок опытнее меня во всех делах, касающихся Зоны.
Я подумать не мог, какую мне подляну строят, когда он кинул «Кабана» куда-то в сторону, шага на три от меня, и добавил:
— Забери, проныра. Только обращайся с ним бережно. Я его потом у тебя выкуплю — когда выйдем из Зоны и разберемся со всеми делами.
Вещь-то хорошая. Дорогая шикарная вещь. Девяносто пять процентов мужиков захотят владеть такой пушкой, как только увидят ее. С первого взгляда неотразимо влюбятся. Уверен. Из тех пяти процентов, которым такая штука не нужна, большинство — переодетые бабы. А если переодетых баб исключить, то останутся считаные единицы, и это будут сплошь престарелые олигархи, которые вконец зажрались и у которых давно ничего не стоит, кроме вопроса о фаллических протезах.
Конечно, я захотел владеть «Кабаном».
И я, как последний придурок, сделал три шага в сторону. Собственно, два с половиной. Довести третий шаг до конца не дала мне сногсшибательная оплеуха. Пришлась она мне по правой щеке, по челюсти, по правому плечу и по ребрам. Ребра, кажется, хрустнули — вот же хрень какая!