— А может его отпустить? — Дрогнувший нерешительностью голос Вернеры, порвал накопившуюся напряженность в комнате, словно взрыв пропана у нерадивого хозяина.
— Куда? — Рявкнул писатель. — В небытие! Вечным скитальцем по иномирью, который ни может ни вспомнить кто он, не найти путь, ни в рай, ни в ад. Такой судьбы даже врагу не пожелать, а этот парень вызывает во мне уважение. Он не будет подселяться в младенца и губить безвинную жизнь как прочие ищущие пощады маньяки. Он обречет себя на муки пустоты. Мне от этого жутко становится.
— Я не верю, что нет никакого выхода. — Слеза сама собой скатилась по щеке девушки.
— Может и есть, но я его не знаю. — Отвернулся, вздохнув Фале и замолчал.
— Он ушел. Я пойду следом, но мешать не буду. Пусть делает то, что хочет, он это заслужил. Готов понести любое наказание. Мне плевать. — Чирнелло швырнул телефонную трубку на свое место, и сел в кресло.
Это был уже не кот, это был человек. Взбешенный и раздраженный, от которого требовали выполнение долга, а он этого не хотел. Долг и совесть противоречили друг другу. Должно было совершиться преступление, и в его обязанности входило предотвращение, но он с удовольствием поменялся бы с преступником местами.
Кота не испугать кровью. У него на руках ее столько, что все человечество способно ей умыться. Он хищник, и убивать для него естественно, но только не так как сделали эти ублюдки. Убить ради пропитания, убить врага, чтобы самому выжить, убить из мести, но не подло, в спину, а в глаза, как и положено мужчине, он это умеет.
Но вот так… Унижая жертву, издеваясь над ней насилуя и избивая… Нет такому оправдания. Только месть. Кровавая, медленная, чтобы перед смертью падаль осознала: «За что». Прав Семен в своем желании, и кот не станет ему мешать. Проследит, и понаблюдает в сторонке. Порадуется за парня.
Чирнелло осторожно подошел к двери и выглянул на улицу.
Фонарь тускло освещал калитку и тропинку вглубь парка, в сторону города, на которой медленно таяла в ночи одинокая фигура Семена. Пора. Опытному охотнику не составляет труда выслеживать добычу, пусть даже такую необычную. Слиться с ландшафтом, растворится в окружении, что может быть проще.
Плавная, текучая как ртуть тень, заскользила следом. Кот видит все, а вот его обнаружить практически невозможно.
— Тук. — Очередная капля привела его в сознание. Сколько он не осознавал себя? Страшно подумать, что могло произойти за это время. Он мог стонать, мог бредить, мог корчиться в муках на радость садисту. Остается только надеяться, что тело выдержало пытку, и не проявило слабость. Только надежда, так как боги покинули его, забрав с собой везение. А есть ли они на самом деле?
Но что-то не так. Фале прислушался, что-то происходит. Слишком тихо. Сквозь вату сознания пробилось понимание. Двигатели не работают. Это конец пути, и начало новых мук. Он заскрежетал зубами от накатившей на душу безысходности. То, что с ним происходило до этого времени, лишь разминка, прикосновение нежного ветерка к расслабленному негой телу, вот впереди его ждет настоящая боль и унижения. В своем логове Шалагут применит все свои извращенные знания.
Шелест отъехавшей в сторону двери, тусклый свет из коридора, и тень в проеме, как признак новой бои.
— С прибытием. — Знакомый, ненавистный смех, ехидной улыбкой, прокатился эхом по помещению. — Тебе понравится у меня в гостях. Дорогого гостя ждут неизгладимые впечатления. Новые апартаменты уже готовы, и вот-вот войдет свита для сопровождения моего гостя. Я смотрю ты не рад? — Трехпалая ладонь схватила Гронда за подбородок и резко развернула голову, посмотрев в глаза. — Тебе всего-то надо было присягнуть мне на верность. Всего присягнуть, плюнув на некому не нужную в этом мире совесть. Но ты уперся. — Он резко врезал пощечину. — Обижайся теперь сам на себя.
Как только боги терпят эту тварь. Фале с ненавистью посмотрел в узкие глаза. Как они дают такой вот мрази жить и побеждать? Или их не существует? Все эти рассказы о высших силах ложь? Если так, то зачем тогда это все? Зачем эта борьба во славу справедливости? Зачем страдания?
Смерть как последняя точка в бессмысленности существования и на этом все… тьма и небытие. Но как это сделать, когда находишься во власти врага, и уже не принадлежишь себе. Только бы не застонать…
Резкий, внезапный, как нож прячущегося в подворотне убийцы, звук завибрировавшего по нервам телефона, заставил Вернерру вздрогнуть и захлопнуть книгу.
Сорвавший трубку Николай Сергеевич долго слушал, в замершем, остановившим свой поток времени, шуршащих решительностью слов, постепенно бледнея.