Что дальше? Избавиться от веревок. Жаль стражник улетел вместе с оружием, но голые руки тоже могут убивать. Металлопластиковое ограждение. Прочный материал, но хрупкий. Зная, как бить, можно легко сломать. Под ударом ноги квадратная труба разлетается осколками оставляя острые края. Теперь можно резать веревки, и плевать что они из стекло-полимерного волокна с атомами титана. Сила, трение и упорство, побеждают любые путы, и дают возможность жить.
Гронд Фале Эльфийс улыбнулся, и побежал туда, от куда только что его привели. Настало его время. Жди Шалагуд, месть идет к тебе.
— Я словно побывала там с вами. — Вернера с восхищением посмотрела на профессора. — А у вас действительно есть хвост? Вот Гоо и Чирнелло я видела в истинном обличии, а вас еще нет. Почему?
— Тебе бы это девочка не понравилось. — Ответил за Фале засмеявшийся кот. — Видок у нашего шефа, прямо скажем, не для слабонервных. Вот если перед этим грамм триста коньячку, то, пожалуй, и проскочило бы, как картинка при появлении белочки, а на сухую не советую.
— Он похож на черта, такого, каким рисует ваше воображение слугу тьмы. — Гоо сделал глоток кофе и потянулся. — Устал я сегодня что-то, всю душу бабка вытянула.
— Что за бабка? — Заинтересованно посмотрела на него Вернерра.
— Есть тут одна. Божий одуванчик с виду. Сидит на лавочке, морщиться от артрита, ненавидит всех в душе, и ждет смерти. Вот только, не только своей смерти. Друг я ее теперь. — Вздохнул ворона
— Не вздыхай. — Гронд встал, и подошел к книжному шкафу. — Тут на твою милую бабушку целое досье у нас составлено. Единственная, кто умудрился дважды нас обвести вокруг пальца. Третью жизнь живет, и, судя по всему, готовиться четвертую начать. Упустишь, сообщу о тебе туда. — Он поднял палец вверх. — Обвиню в не компетенции.
— Будем считать, что я испугался. — Гоо невозмутимо отхлебнул кофе. — Только вот отвечать будем все. Бабушка эта черная вся, скользкая. Ходит с утра в церковь за упокой свечки живым соседям ставит, а по вечерам с детками чужими бесплатно нянчиться, с теми у которых родителям некогда, улыбается тварь.
— Ей котенок в дом не нужен? — Не оборачиваясь, и не переставая рассматривать из-за плеча профессора книгу, которую тот читал, спросил Чирнелло.
— Это ты что ли котенок? С такой-то рожей? — Хмыкнул Гоо.
— Конечно. Я умею быть, и милым, и маленьким. — Не оборачиваясь ответил кот. — Даже мурлыкаю, если надо.
— А не боишься, что она тебя отравит. Просто так, потому что душа захотела. С нее станется. — Хмыкнул Гоо.
— Меня, и отравит? — Захохотал Чирнелло и наконец обернулся. — От тебя ли я слышу это, друг мой ворона. Как можно отравить обертку, в которую завернута душа?
— Помолчите. — Внезапно рявкнул профессор. — Это действительно неплохая мысль, подселиться к ней домой на законных основаниях. Только вот не знаю, как это сделать? С улицы она животное вряд ли возьмет.
— Пусть ей Гоо подарок сделает. От всей души. — Вклинилась в разговор Вернерра.
— Я за. — Кивнул ворона. — Готовься блохастый к незабываемым впечатлениям. Сам напросился, а я с удовольствием посмотрю, и посмеюсь.
На лавочке у подъезда сидела миловидная, чистенькая бабушка в голубеньком берете, в такого же цвета однотонном платьице, и несоответствующим наряду, стоптанных, серых валенках. Она улыбалась тонкими бесцветными губами, и хитро косилась выцветшими старостью, блеклыми, голубыми глазами, из-под седых бровей, на сидящего рядом с ней статного мужчину.
Тот жаловался на змею жену, гуляющую от него на пропалую, на непослушных двоих детей, по которым колония плачет, и вообще они не от него. Нагуляла где-то стерва, а ему, дураку, воспитывай.
Бабушка вздыхала сочувственно, поглядывая на птичий профиль собеседника, и сокрушенно качала головой, а когда тот не видел, ехидно улыбалась.
— Я вот тоже милок жизнь-то тяжелую прожила. — Продолжила она разговор, когда поток жалоб собеседника иссяк. Мужа, пьяницу схоронила десять лет назад, детки разъехались, и забыли. Одна — вот теперь бедую, и не жалуюсь. Вот и тебе Ванечка (так представился бабушке мужчина), присоветую: «Брось их, да живи один, в свое удовольствие».
— Да как же одному-то, Ефросинья Петровна? Не привык я один-то? — Встрепенулся собеседник.
— Дак вон собачку заведи, вот и радость будет. — Хмыкнула она, указав на одиноко роющегося в мусорном контейнере кабеля.
— А вы сами, что же? Или есть живность дома какая? — Ванечка хитро сощурился. — Кот, или канарейка?
— Нет, с улицы брать брезгую, а покупать дорого очень. Пенсия-то маленькая. — Вздохнула бабушка.