— Ходэр, как же ты хорош, — почти беззвучно прошептала Пати и заговорила громче. — Привет. Не знала, что приедешь. Даша сказала, тебя не будет.
Она произнесла это слегка запинаясь, извиняющимся, несвойственным ей тоном — обычно Пати Кортес разговаривала с мужчинами иначе, перевела взгляд на сигарету и стала слишком внимательно разглядывать ее, словно хотела найти на ней подсказку, что делать дальше.
— А если бы знала? — усмехнулся он и остановился в метре от нее.
— Это ничего бы не изменило. Я все равно была бы здесь, — тихо ответила Пати, продолжая смотреть на дымящуюся сигарету. — Просто не ожидала тебя сегодня увидеть.
— Я тоже не ожидал, что когда-нибудь еще увижу тебя. И уж тем более не ожидал, что ты станешь дружить с Дашей.
Он говорил в расслабленной манере и вполне дружелюбно, а еще без стеснения разглядывая Пати, будто она была вещью в магазине, которую услужливые продавцы предлагают рассмотреть со всех сторон, чтобы убедиться в отсутствии дефектов перед покупкой.
— Миш, я… — она несмело подняла на него глаза и залепетала. — Я уже тебе говорила. Это вышло случайно. Случайно совершенно. Понимаешь, когда Даша пришла в ресторан…
— Это я уже слышал, — резко перебил он ее. — И про случайное знакомство. И про случайную дружбу.
— Ты мне не веришь, — скорее сказала, чем спросила она.
Он пожал плечами и спокойно произнес: «Не знаю. Все это выглядит как минимум странно. Как максимум — подстроено».
Пати молчала и, не отрываясь, как загипнотизированная, смотрела на него. Какой красивый. Какой властный. Ее особенный мужчина. Ее бывший особенный мужчина.
— Клянусь, — неожиданно охрипшим голосом начала она, несколько раз кашлянула и продолжила взволнованно. — Просто случайность. Я никогда не стала бы вредить тебе.
Он на секунду прищурился и спросил: «Алене ты тоже случайно тогда позвонила?»
Пати прерывисто дышала. Она понимала: ситуация, со стороны, кажется очевидной, все выглядит однозначно — понятно, почему Миша так себя ведет.
— Я не хочу ни в чем разбираться, — довольно строго сказал он, и она на несколько секунд задержала дыхание, — и вредить тебе тоже не хочу, но не дай бог…
Он многозначительно замолчал, а потом посмотрел на нее так пристально, что у нее закружилась голова.
— Я поняла, — еле слышно выдохнула она, поднесла к губам сигарету и заметила, что ее рука дрожит.
— Тебе не идет, — небрежно произнес он, сделал шаг, легко вытащил сигарету из ее пальцев и, прежде чем выбросить, глубоко затянулся. — Я всегда это говорил.
Будь на его месте любой другой мужчина, Пати тут же возмутилась бы и ответила, что ее привычки — не его дело, но с Мишей спорить не стала. Не потому, что не хотела ссоры — она просто не представляла, как ему вообще можно перечить. Он всегда знал, как будет лучше для нее, а она не раз убеждалась в правильности его решений. Впрочем, однажды он все-таки ошибся: когда бросил ее, полностью зависимую от любви к нему девочку, и оставил умирать в одиночестве.
С тех пор Пати сильно изменилась. Да, она растерялась, когда увидела Мишу: это была их первая встреча после расставания, но в момент, когда он забрал у нее сигарету, разозлилась. Что он себе позволяет? Почему ведет себя так нагло, да еще после всего, что сделал с ней? А она? Почему стоит перед ним и неловко оправдывается, словно провинившаяся первоклассница в кабинете у директора?
— Я не твоя собственность, и, пожалуйста, никогда больше так не делай, — нарочито вежливо и в меру жестко, четко выговаривая слова, произнесла она, скрестила руки на груди и с вызовом посмотрела на него.
Его смех. Без намека на насмешку, скорее, заинтересованно-доброжелательный: так обычно смеются над к месту произнесенными шутками, давая собеседнику понять, что он и его манера общения приятны.
— Малышка Пати больше не моя собственность, — закончив смеяться, но по-прежнему улыбаясь, с интонацией, колеблющейся между вопросительной и утвердительной, сказал он и вдруг стал серьезным. — А давай мы это проверим? Останешься со мной сегодня и в подробностях расскажешь о своей независимости и самостоятельности. Слышал, у тебя появился бизнес.
Последнее предложение он произнес с участием, похожим на интерес родителя к первым успехам ребенка.
Пати в ту же секунду показалась себе маленькой девочкой, а в следующую почувствовала, как внутри поднимается давно забытое ощущение. Нет, только не это! Острое, неконтролируемое и такое сладкое желание подчиняться, которое возникало всякий раз, когда он говорил с ней подобным тоном — не просто подчиняться, а полностью лишить себя воли — растеклось внизу живота горячей жидкостью. Пати знала: любая попытка подавить его только усилит возбуждение — именно поэтому в моменты подобных приступов отдавалась ему полностью, но сейчас ей не оставалось ничего, как глубоко дышать. Это не помогало: когда она делала вдох, частые удары сердца сталкивались с воздухом и глухим шумом отзывались во всем теле, когда делала выдох — желание просачивалось на ее черные кружевные стринги, и их полупрозрачная ткань с каждой секундой становилась мокрее.