…Летнюю сессию Аня завалила.
Ее вызвал декан и предупредил, что, если не пересдаст все на «отлично», «вылетит из института». Она очень испугалась и решила обсудить ситуацию с Дашей.
— Ой, да никто тебя не выгонит, — изящно махнула рукой подруга, которая получила «зачет» по современному русскому языку «автоматом», потому что пару раз ужинала (только ли?) с молодым преподавателем этой дисциплины, а другие предметы сдала вообще непонятно как. (Вероятно, по взмаху волшебной палочки декана, который лично распорядился, чтобы «к Дарье Меркуловой на экзаменах предъявлялись минимальные требования»: она уже выиграла два международных конкурса красоты — это же какая честь для университета! — а теперь готовилась к третьему.)
— Ду-умаешь? — неуверенно протянула Аня.
— Конечно! — закатила глаза Даша. — Ты же у нас отличница — лучшая на курсе. Он поэтому так и сказал — на психику давит. Просто пугает. Пересдай спокойно, хоть на тройки, и постарайся больше не валиться.
Аня вздохнула, с ужасом представляя, что скажет мама, если узнает обо всем.
— Нютик, ты бы лучше другим запарилась, — строго добавила Даша.
— Чем? — не поняла та.
— Любовным треугольником своим! — тряхнула рыжими кудрями подруга. — Ладно бы тебе было пофиг, но ты же вся извелась уже. Пусть Романов Стасу расскажет. Если он любит тебя, конечно.
Аня снова вздохнула: эта проблема, в отличие от заваленной сессии, казалась нерешаемой. Кирилл постоянно говорил, что не в силах признаться другу, и предлагал подождать. Аня все это время ждала, но после заваленной сессии вдруг осознала, что тариф «двойная жизнь» обходится ей неоправданно дорого.
— Я люблю его, а он любит меня, — сказала она Стасу в один из вечеров, которые они проводили вместе.
— И давно вы друг друга любите? — тихо спросил он, не отводя от нее взгляда.
— Полгода, — прошептала Аня. На ее глаза накатились слезы. — Прости меня…
Он молчал. Она плакала.
— Я тебя тоже люблю. И не собираюсь ему отдавать! — неожиданно резко произнес Стас и, прищурившись, уверенно добавил. — Ты просто его не знаешь. Он поиграет и кинет. А ты будешь страдать.
Аня разозлилась.
— Это я тебя не знала, оказывается, — сквозь зубы бросила она, быстро вытирая слезы, и продолжила с упреком. — Кир про тебя ни одного плохого слова не сказал! Он переживает!
Стас усмехнулся.
— Бедный.
— Не говори ему, что это я сказала, — дрогнувшим голосом произнесла она. — И, пожалуйста, давай без драк и выяснения отношений.
— Ну куда уж мне… — снова усмехнулся Стас. — Это же он у нас любитель проблемы драками решать.
— Пообещай, что не скажешь про меня, — посмотрела ему в глаза Аня.
Стас ответил пристальным потемневшим взглядом.
— Обещаю, — проговорил он после недолгой паузы. — Надеюсь, ты будешь с ним счастлива.
Об этом разговоре знали три человека: Аня, Даша и Стас.
Последний обещание сдержал — не рассказал Кириллу правду, а потом включил программу самоуничтожения: много пил и ни с кем не общался. Кирилл тоже пил, называл себя скотиной и иногда даже срывал на Ане злость — мог накричать, нагрубить. Та чувствовала себя еще хуже, чем на тарифе «двойная жизнь» — там была хотя бы видимость счастья.
На летние каникулы домой она не поехала. Маме соврала, что участвует в серьезном межвузовском проекте по истории, а сама готовилась к пересдачам. Впрочем, не могла выучить и билета: в голове крутилась только одна мысль. «Во всем виновата я». Аня не знала, что со всем этим делать.
В итоге решение принял Кирилл. Он бросил ее и пропал на двенадцать лет. А теперь вот предлагает увидеться.
«Интересно, он изменился?» — вдруг подумала она.
Мозг еще не успел проанализировать быстрое движение на предмет рациональности, как палец нажал на вкладку «фотографии».
По телу заскакали мурашки: он совсем не изменился, разве что стал еще красивее…
Сначала Аня, конечно, посмотрела в его глаза. В его совершенно особенные глаза. (На самом деле в них не было ничего особенного — если бы фотографию этих глаз показали случайному человеку и попросили бы их описать, он, скорее всего, ответил бы: «Серые какие-то. Обыкновенные», но Аня могла бы сочинить об этих глазах целый рассказ.) Дело было даже не в их цвете, хотя, безусловно, именно он наводил ее на мысли об уникальности: серо-голубой, но не светлый, какой бывает у большинства людей с похожим оттенком радужной оболочки, а темный — такой встречается намного реже и получается потому, что серого в нем гораздо больше, чем голубого, — главная отличительная черта глаз Кирилла Романова от глаз всех остальных людей заключалась в другом. Они практически не имели блеска, иначе говоря, казались матовыми. С них как будто сняли верхний слой: такой обычно покрывает все глянцевые поверхности в первые годы их жизни, а потом постепенно стирается, все меньше отражая свет. Так вот, глаза Кирилла смотрели на мир без внешнего вызывающего блеска, но с блеском внутренним, приглушенным, глубоким. Они смотрели на мир по-настоящему: спокойно, открыто и внимательно.