Когда она насладилась его глазами, посмотрела на широкие темные брови — они выделялись, но одновременно выглядели чертовски гармоничными на его лице, бледно-розовые губы: он хорошо целовался — она помнила, ровный, аккуратный нос — никакого другого носа у него не могло быть, и короткую темную щетину, чуть размытыми контурами лежащую на низких скулах и подбородке, по форме напоминающем квадрат.
Аня прикусила нижнюю губу, продолжая смотреть на фотографию мужчины, с которым ей было так хорошо, как не было ни с одним ни до него, ни после. Единственный, с кем она не стеснялась быть собой. Единственный, с кем свободно, без страха осуждения, непонимания и насмешек, могла говорить о чувствах.
Кирилл Романов… Любовь всей ее жизни. Или, как называла его в институте Даша, мудак всей ее жизни.
Она вздохнула, закрыла приложение, убрала наушники в чехол, встала с дивана и, оставив телефон на журнальном столике, пошла в ванную. Ватный диск, смоченный мицеллярной водой, скользнул по щеке, стирая с нее румяна и (да что это с ней?) слезы.
Сколько раз Аня представляла себе: Кирилл пишет, предлагает встретиться, раскаивается в том, что бросил ее, а она, красивая, успешная, сексуальная, надменно отказывает ему. Ей казалось, этот момент станет самым сладким удовольствием. А что теперь? А теперь хочется выть от боли.
…Когда он сказал, что им надо расстаться, она постаралась его понять: Стас на тот момент был похож на живой труп, и Аня, конечно, винила во всем себя. И в том, что происходило с Кириллом, тоже.
От него отвернулись друзья, ему пришлось переехать, забрать документы из института. Он говорил Ане, что ненавидит себя, что в таких обстоятельствах они не могут быть вместе. А еще говорил, что так будет лучше для всех. Аня была не согласна: ей было лучше с Кириллом, но она вдруг почувствовала, что ему и правда будет лучше без нее.
Именно поэтому — чтобы сделать любимому мужчине лучше — Аня не устроила истерику тем утром в кофейне на Цветном бульваре. Она не показала эмоций, не поморщилась, когда залпом выпила горячий американо и обожглась настолько сильно, что еще несколько дней не могла толком есть и говорить (кстати, как раз после этого Аня и перестала пить черный кофе: заменила его капучино или латте, сваренными исключительно на пониженной температуре), — она молча ушла и никогда не говорила о Кирилле плохо даже в присутствии Даши, которая, к слову, на матерные выражения в его адрес не скупилась. (Особенно острыми они становились, когда она ночами успокаивала рыдающую до хрипоты подругу, отпаивая ее красным вином и мятным чаем одновременно.)
Крестная Ани ни о чем не знала: также пропадала в командировках, а когда возвращалась домой, неизменно заставала крестницу, сидящую за учебниками, в хорошем настроении. Родители тоже не догадывались о том, что происходило в жизни их дочери: по телефону она рассказывала им о своем счастливом студенчестве. (Если бы Аня Тальникова выбрала поступать не на журфак, а в театральный, она совершенно точно без труда стала бы востребованной актрисой и, многовероятно, в кино добилась бы бо́льшего, чем в журналистике.)
Аня взяла в руки белый тюбик, выдавила из него немного мусса и стала смывать с лица остатки макияжа.
Первое время после расставания она ждала, что Кирилл попытается возобновить общение, особенно после того как узнала от общих знакомых, что Стас начал встречаться с девушкой, но бывший парень не делал попыток восстановить отношения. Она злилась на него. Иногда — ненавидела. Потом ей начало казаться, что он сам хотел ее бросить, но не знал, как — и вот нашел повод. От этих мыслей становилось больно, и Аня запрещала себе обращать на них внимание, но все равно делала это постоянно.
Чтобы окончательно не сдаться переживаниям, она сосредоточилась на учебе и вплоть до окончания университета имела в зачетке одни «пятерки». Правда, красный диплом так и остался мечтой: по правилам, чтобы его получить, нельзя было завалить ни одной сессии.