Ему никто не ответил. Саныч был в лесу, Боря Байбара — на семинаре, обиженный Модест сидел дома, только Женька скучал в одиночестве на «курительной» скамейке. Услышав Павлуню, встал, лениво направился к нему.
— Эй, а нам ил возить, — сказал он, указывая на целую колонну тракторов с тележками, которые вытягивались на дороге.
Начальник отряда плодородия Гриша Зиненко стоял у первой машины, смотрел нетерпеливо на ребят:
— Вас долго ждать? Поехали!
— Поехали, — ответил Павлуня, готовясь залезть в свой колесник, но вдруг повернулся и побежал косолапо к Мишиному трактору.
Этот трактор, навевая на Павлуню тоску и воспоминания, смирно стоял себе в сторонке. Он казался таким грустным и заброшенным, что парень, проходя мимо, мрачнел.
Теперь к чужой машине уверенно, как к своей собственной, шагал Иван Петров.
Иван был сегодня очень сердит: его старую технику отправили в ремонт и велели брать бабкинскую и работать. Мало того, посылают возить ил — рейсы дальние, бестолковые. И хуже всего, что занарядили Ивана вместе с Павлуней — это уж на смех всем деревням! Придется показать мальчишке настоящую работу, чтобы знал, как распускать язык и смеяться над ветеранами!
— Поехали! — сказал он.
— Стой-ка! — распахнул дверцу подбежавший Павлуня. — Не твой! Уходи!
Он никак не мог допустить, чтобы в Мишин трактор залез Иван. Тот себя-то не любит, не то что технику, которую угробит через два дня.
Пока Павлуня, объясняясь больше руками, чем языком, пытался выпроводить Ивана, а тот кричал сверху и брыкался, отряд, прогудев, уехал. Подбежал инженер и разнял спорящих. Сердито приказал догонять остальных и не валять дурака.
Женька, обессилев от смеха, еле вскарабкался в кабину, туда же влез взъерошенный, потный Павлуня.
— Ну, артист! — передохнул Женька. Он досмеялся, вытер глаза и сказал: — Валяй!
— Погоди, — ответил Павлуня, немного успокаиваясь в своей чистой привычной кабине, где никто не курит и не кричит, где сбоку висит зеркальце, а на стекле… — Кто это? — ткнул он пальцем в красивую девушку, которую Женька самовольно наклеил на стекло. — Это ты?!
— Это не я. Это купальщица. Это нам с тобой на счастье. Пускай улыбается, тебе жалко?
Павлуня разглядел девушку: она чем-то напоминала Татьяну.
— Не жалко…
— Двигай тогда. Иван вон уж где.
Иван, едва запустив двигатель, сразу рванулся за ворота. А Павлуня сперва прогрел машину, послушал дизель, пощелкал переключателями и только после этого поехал, выбирая места на разбитой дороге посуше да поровней.
Утро из-за снега светлее обычного, и парень порадовался, что не нужно жечь фары.
Впереди вовсю плескался светом Иван Петров. Тележка его моталась из стороны в сторону: он дорогу не выбирал, сердито жарил по кочкам да буграм — благо трактор не свой. Мимо него уже проехала обратно вся колонна, а Иван только что подскочил под экскаватор. Ему плюхнули два ковша пованивающего ила и только хотели плюхнуть третий, как Иван отъехал, роняя во все стороны липкие лепешки.
На зеленом «газике» подкатил Аверин. Еле вытащил из кабины широкие плечи, спросил Ивана, где Алексеич.
— А черт его ведает! — откликнулся Петров.
А Павлуня задержался на дороге. Он встретил Модеста, который тащил за собой на веревке белого козла — то ли на бойню, то ли на продажу. Борька упирался, мотал головой, шумел.
Павлуня остановился:
— Животное ведь. Больно ему.
Ничего не ответил Модест, только молча сошел с дороги в кавану, освобождая путь. Павлуня поехал тихонечко, качая шапочкой. Ему было жалко козла.
У экскаватора стоял Аверин и смотрел на часы. Поодаль топтался Иван Петров, вид у него был независимый, руки — в карманах.
— Что это такое, Алексеич? — закричал временный директор, едва Павлуня приблизился и открыл дверцу. — Сорок минут, а?
— Бывает, и по часу жду, — подошел экскаваторщик. — С утра машин навалом, а потом — загорай! Разве ж это работа!
Аверин широкими шагами стал мерить берег пруда. Иван с опаской поглядел на него: когда Аверин так шагал и морщил лоб, то наверняка что-то придумывал особенное. И верно: Василий Сергеевич подошел к механизаторам веселый.
— Слушай, Иван Петров, помнишь, как мы через Гнилой ручей перебирались? Там же прямая дорога, поле — рукой подать.
Иван подумал и ответил:
— Так то ж летом, в засуху, когда ручей, естественно, пересыхал сплошь. И ездили, собственно, без груза…
Василий Сергеевич взглянул на его кривоногую мелкую фигуру в грязном ватнике.
— Естественно. А ты как думаешь, Алексеич? Проедем?