Наверное, с полгода выступала Лида-Луиза по вечерам в кафе у Черного Чарльза. Но в конце концов, конечно же, ее услышал Люис Хэролд Медоуз и увез к себе в Мемфис. Она поехала, хотя что-то не заметно было, чтобы ее особенно волновали открывшиеся ей "блестящие возможности". Но поехать поехала. По мнению Радфорда, она просто думала отыскать кого-то или хотела, чтобы кто-то отыскал ее. Мне это представляется вполне правдоподобным.
Но пока Эйджерсбург не потерял ее, местная молодежь ее превозносила и боготворила. Почти все понимали ей цену, а те, кто не понимал, притворялись, будто понимают. По субботам в городок привозили знакомых поглядеть на нее. Те, кто пописывал для институтских газет, воспевали ее в красноречивой прозе. А если в общежитиях кто-нибудь упоминал в разговоре Вайолет Хенри, или Элис Мэй Старбек, или Присциллу Джордан, которые тоже пели блюзы и служили предметом поклонения молодежи в Гарлеме, Новом Орлеане или Чикаго, на этих бедняг смотрели презрительно, свысока. Раз в вашем городе нет Лиды-Луизы, то и говорить с вами не о чем. Да и сами-то вы не многого стоите.
В ответ на всю эту любовь и поклонение Лида-Луиза держалась очень, очень хорошо с эйджерсбургскими ребятами. Что бы и сколько бы раз подряд ни просили они ее петь, она чуть улыбалась и говорила: "Славный мотив" - и пела.
В один знаменательный субботний вечера какой-то тип в смокинге говорили, что он студент из Йеля, - вышел, красуясь, прямо к роялю и спросил у Лиды-Луизы:
- Вы случайно не знаете "Почтовый до Джексонвилля"?
Лида-Луиза быстро взглянула на него, потом поглядела внимательнее и спросила в ответ:
- А вы где слыхали эту песню, молодой человек?
- Мне ее играл один парень в Нью-Йорке.
- Цветной? - спросила Лида-Луиза.
Студент нетерпеливо кивнул.
- Не Эндикотт Уилсон, не знаете?
- Не знаю я. Небольшого роста. С усиками.
Лида-Луиза кивнула.
- Он в Нью-Йорке сейчас? - спросила она.
- Почем я знаю, где он сейчас. Наверно, там... Так что ж, споете, если вы ее знаете?
Лида-Луиза кивнула и сама уселась за рояль. Она сыграла им и спела "Почтовый до Джексонвилля".
По словам тех, кто ее тогда слышал, это была очень хорошая песня, по крайней мере с оригинальной мелодией. О незадачливом парне, у которого на воротничке сорочки следы губной помады. Она пропела ее тогда до конца и больше, насколько знал Радфорд и насколько знаю я, не пела никогда. И записана эта песня, если я не ошибаюсь, тоже не была.
Тут мы немного углубимся в историю джаза. Лида-Луиза пела в знаменитом Джазовом центре Люиса Хэролда Медоуза на Бийл-стрит в Мемфисе неполных четыре месяца. (Начала в конце мая 1927 года и пела до сентября того же года.) Но это как считать: не во времени дело, а в человеке. Лида-Луиза и двух недель не пропела на Бийл-стрит, как уже публика стала выстраиваться на улице в очереди за час до начала ее выступления. Компании, выпускающие граммофонные пластинки, стали осаждать ее почти с самого начала. За первый месяц выступлений на Бийл-стрит она еще и напела девять пластинок, в том числе "Город улыбок", "Смуглую девчонку", "Парнишку под дождем", "Никто меня не любит" и "Словно в доме родном".
Все, кто имел хоть какое-то отношение к джазу - то есть к настоящему джазу, - приезжали ее послушать, пока она там выступала. Рассел Хойтон, Джон Рэймонд Джуел, Иззи Фелд, Луи Армстронг, Мач Мак-Нийл, Фредди Дженкс, Джек Тигарден, Берни и Морти Голд, Вилли Фукс, Гудмен, Бейдербекк, Джонсон, Эрл Слейгл - одним словом, все.
Однажды в субботу вечером к Медоузу подкатил большой седан из Чикаго. Среди тех, кто вылез из машины, были Джо и Сонни Вариони. Остальные все, кто был с ними, назавтра утром уехали, а они остались. Они просидели двое суток в гостинице "Пибоди", сочиняя песню. И перед тем, как вернуться в Чикаго, подарили Лиде-Луизе "Малютку Пегги". Это была песня о сентиментальной девочке, которая влюблена в мальчика, стоящего в классе у доски. (Теперь "Малютку Пегги" в исполнении Лиды-Луизы не купишь ни за какие деньги. Там на обороте была запись с изъяном, и компания выпустила всего несколько пластинок.)
Никто не знал наверняка, почему Лида-Луиза ушла от Медоуза и уехала из Мемфиса. Радфорд и кое-кто еще не без основания полагали, что ее отъезд стоял в некоторой, а быть может, и в прямой связи с одним происшествием на углу Бийл-стрит.
В тот день, когда Лида-Луиза ушла от Медоуза, ее видели часов в двенадцать на улице разговаривающей с хорошо одетым цветным джентльменом небольшого роста. Кто бы он ни был, но Лида-Луиза вдруг со всего размаха ударила его сумочкой по лицу. Потом вбежала в ресторан Медоуза, прошмыгнула между официантами и оркестрантами и захлопнула за собою дверь своей уборной. Спустя час она уже собралась и была готова к отъезду.
Она возвратилась в Эйджерсбург. Она не привезла с собою новых шелковых туалетов, не переехала с матерью на новую большую квартиру. Просто возвратилась назад.
В день своего приезда она написала Радфорду и Пегги записку. Вероятно, по наущению Черного Чарльза - который, как и все в Эйджерсбурге, побаивался Радфордова отца - она послала ее на адрес Пегги. Там было написано:
"Дорогие малыши.
Я вернулась, и у меня для вас есть несколько отличных новых песен, так что заходите поскорее, повидаемся.
Искренне ваша
мисс Лида-Луиза Джонс".
Как раз в сентябре, когда Лида-Луиза возвратилась в Эйджерсбург, Радфорда отправляли в закрытую школу. Перед его отъездом Черный Чарльз, Лида-Луиза, мать Лиды-Луизы и Пегги устроили ему прощальный пикник.
В субботу утром, часов в одиннадцать, Радфорд зашел за Пегги. Тут их подобрал Черный Чарльз в своем старом, с вмятинами автомобиле и вывез за город к Таккетову ручью.