Но не могло же?..
Может подземный какой-то источник? Что ж, если это так, то здесь можно жить.
–Альбер, что делать? – Эгон дрожал. Первое задание и такие вещи? Ему можно было бы только посочувствовать. Но сочувствовать сейчас – это совсем расклеить Эгона. Поэтому Альбер ответил резко:
–Работать будем! Держись за мной.
Он пошёл вперёд, выхватывая фонариком то одну сторону, то другую пещеры. Путь не имел ответвлений, вёл строго в одну сторону, и это было хорошо, не нужно было запоминать дороги.
И это было плохо – от погони по одной стороне не очень-то убегать.
А в погоне можно было уже почти и не сомневаться. Альбер видел, что чешуек по выступам – редким, сглаженным, чешуйки. Одна, другая, третья… это уже было системой. Но что хуже – так это то, что под ногами у них было гладко отшлифовано, словно что-то мощное и гладкое здесь проезжало.
Или проползало.
Альбер спиной чувствовал страх новичка. Что делать? работа у них такая! Кто-то должен быть сильнее своих страхов, кто-то должен влезать туда, куда разумный человек не полезет.
Они свернули в очередной раз, всё по тому же круглому лазу, когда Альбер увидел впереди что-то большое, походящее на гору, и успел погасить фонарик. Дрогнул позади него ещё один лучик – Эгон понял, что надо замереть и выключить свет.
Может быть это камень. А может спящая тварь. Может слепая, а может…
Проверять все возможности не имелось желания, но было всё-таки поздно. Что-то зашевелилось во мраке, Эгон, уже не гонясь за стыдливостью, схватил за руку Альбера, точно искал защиты, но, благо, удерживал себя от возгласа и шумных вздохов.
В темноте сверкнули огромные глаза и тихий, вкрадчивый голос, в котором легко можно было разобрать свист и шипение, спрятанное за звуками, спросил:
–Кто пришёл в мои владения?
***
Первый порыв был почему-то дурацкий: закричать «это я, это я!2 и побежать назад, задыхаясь от восторга. И эта тяга к дурацким порывам, к слову, была ещё одной причиной, по которой Альбер любил работать в одиночку.
Но первый порыв прошёл. Эгона трясло так, что, наверное, и существо это ощутило. Или увидело.
–А кто спрашивает? – спросил Альбер у темноты, слегка отталкивая от себя Эгона. Если чудище кинется на голос, есть шанс, что Эгон не пострадает, а Альбер по опыту знал, что с чудовищами надо вести себя необычно, сбивать их с толку.
Тварь шутку оценила, даже что-то шикнуло, видимо, усмехнулось, но ответило:
–Грутсланг. Великий змей, высшая сила, высший разум, хранитель сокровищ.
«На титулы падок?» – предположил Альбер и щёлкнул фонариком, показывая себя.
–Здравствуй, великий змей! А я Альбер. А это Эгон.
Эгона легко было не заметить. Его лицо было таким серым, что он мог легко слиться с пещерой. Но Эгон тоже щёлкнул фонариком, видимо, решив, что у Альбера есть какая-то тактика.
Тактики у Альбера не было. Зато был бешеный ритм сердца, готового выпрыгнуть из груди. Видеть большую змеиную тушу, уютно свернувшуюся в пещере, да ещё с головой слона. Да, настоящая слоновья голова – уши, во всяком случае, слоновьи, хобот тоже, вот только у слонов не может быть такой огромной пасти, которую охотно продемонстрировал Грутсланг, зевнув в ответ на слова Альбера.
–Мы просто заблудились, – вдохновенно лгал Альбер. Он знал, что однажды погибнет на своей работе, но он уже увидел куда больше, чем многие за долгую и скучную жизнь, от того и не жалел. – А вы? Заблудились?
–Я? – глаза сверкнули ярче, но снова стали прежними, болезненно-белыми, – я тут живу.
–Давно? – Альбер сам поражался тому, как в самые опасные минуты на него находит это желание покуражиться.
–Пожалуй что да, давно, – отозвался Грутсланг. Он не удивлялся. Он не нападал. Он просто вёл разговор, светскую беседу, чтоб его! – Когда человечество ещё было слизью и растекалось по миру, я пришёл. Пришёл по воле богов. Пришёл, чтобы хранить сокровища.
–Нам твои сокровища не нужны! – Эгон очень невовремя пискнул, напоминая о себе.
–А что тебе нужно? – Грутсланг перевёл взгляд на него, – что тебе нужно, раз не алмазы, смертный?