Меня провожал Серёга Булыгин. Мы, кряхтя, занесли печурку в купе – гадский муфель не помещался абсолютно нигде, и мы просто поставили его на мою нижнюю полку. Народ в купе смотрел на нас с удивлением. Серёга вышел на Алма-Ате I, а сразу же за этой станцией прибежала начальница поезда с двумя проводниками: одним – нашим, вторым – с соседнего вагона: «50 тенге за груз!!!»
Круто… Цена ДВУХ купейных билетов. Я посмотрел на эту подругу, как на ненормальную, но, поскольку такой вариант был, естественно, предусмотрен, сказал: «Если твои орлы спрячут мою печку в подпол, так уж и быть, дам…» Бригадирша начала что-то вопить, куда-то умчалась, но потом вернулась обратно и велела проводнику открыть подпол у четвёртого купе. Ящик, на моё счастье, оказался пуст, муфель легко туда поместился, люк закрыли, и я выдал «атаманше» этот «полтинник»…
Проводник, молодой парень-кавказец, меня больше не трогал. Перед самым Кустанаем он даже помог мне вытащить покрывшуюся толстым слоем инея печку из подпола в тамбур, а затем и на перрон. Наиль, несмотря на то, что был предупреждён о том, что я еду с грузом, встречать меня не приехал. Поезд ушёл дальше в Питер, и я остался на перроне второго пути один с этой печкой.
Над городом стоял густой морозный туман, и было минус 26. Я перетащил муфель через первый путь, положил на бок и медленно покатил по льду, как санки. Ничего, поехал… Аккуратно закатив печурку за угол здания вокзала, я, не упуская её из виду, обошёл все, находившиеся в поле моего зрения телефоны-автоматы – штук пять или шесть – но ни один не работал. Я вернулся к муфелю, и тут появились два мента-«линейщика». Один из них потребовал у меня паспорт – надо было видеть лицо провинциального милиционера, когда он видит надпись о месте жительства «Алма-Ата»! Причём даже сейчас, когда перенесли столицу – зависть, ненависть и страх одновременно.
Менты собрались уходить, но я остановил их:
– Дайте хоть от вас позвонить, пусть даже платно – ведь ни один автомат не работает!
– У нас в отделении телефон тоже не работает… (?!!)
– Да ладно, уж не врали бы! – но они развернулись и исчезли…
Мужик на зелёном «Жигуле-2102» медленно проехал мимо меня в сторону контейнерной станции, но вскоре вернулся:
– Куда?
– Уральская, «Ремдортехника».
– 20 тенге!
Да и чёрт с ним, поехали. Мы погрузили печку в багажник, и долго подкладывали там всякие тряпки, чтобы железка на каком-нибудь ухабе не выдавила бы мужику заднее стекло. Поехали, и через каких-то пятнадцать минут уже заезжали во двор нашего участка. Моментально вылез татарин, кликнул наших работяг, печку мигом вытащили, а я велел Наилю самому рассчитаться с таксистом. За то, что меня не встретил…
Через неделю я возвращался в Алматы на самолёте. Морозец сначала прижал до минус сорока двух, потом плавно отпустил до минус тридцати трёх. Главный татарин к тому времени разжился где-то подержанным «Фордом-Сиеррой». Когда стукнули конкретные морозы, у этого «Форда» сначала чуть не лопнул радиатор. Причём даже обёрнутый толстым слоем кошмы! Наиль тогда взял и выкинул из него термостат – вода в двигателе и салон машины перестали нагреваться выше плюс двадцати. Потом какой-то морозной ночью треснула пополам пластиковая приборная панель…
Мы ехали в этой ледяной машине в аэропорт, когда на середине дороги движок иномарки вдруг заглох: водичка, которой был обильно разбавлен местный бензин, встала колом в топливопроводе от бака к двигателю! До регистрации на мой рейс оставалось минут двадцать. Наиль стал ловить машину в обратную сторону, чтобы его отбуксировали на участок, где у нас был один тёплый бокс, а я принялся махать варежкой всем встречным машинкам. И минут через десять меня подобрал лихой дедок на «Москвиче-412»! Чудо советской автомобильной техники исправно бегало в такой мороз на том же самом разбавленном водою бензине, причём в салоне было не то, что тепло, а даже жарко! На самолёт я успел…
Девчонки в офисе устроили по какому-то поводу чаепитие – по комнате с чашкой чая в руках колесил Габаев, и объяснял барышням свою новую теорию: «Хозяин на своей псарне держит разных собак! Есть обычные дворняги, которые могут только лаять вслед за его голосом; есть болонки для развлечений – привязал бантик, посадил на пуфик, погладил, а как надоела – без всякого сожаления выкинул, а ещё есть служебные псы! Которым иногда кость не вовремя кинут, иногда и палкой огреют, но как раз без них-то – никуда…»