Теперь у меня было больше причин для беспокойства, но я чувствовал себя гораздо менее напуганным. Мой пульс почти восстановился к тому времени, когда между деревьев показались поля. К ним я и направлялся, а если за мной и были преследователи, то они наверняка уже потеряли след.
Радиостанция продолжала транслировать переговоры об угоне, когда я пересек еще один ручеек и прорвался сквозь заслон высоких сорняков в нижнюю часть долины Сан-Андреас.
В трех метрах от меня из травы показалась мужская голова, и два глаза в стальной оправе дробовика смотрели прямо мне в лоб. Я тормознул с такой силой, что земля вздрогнула.
— Меня прислал Харрис, — быстро протараторил я. — Я ищу коричневый амбар.
Он оглядел меня, прислушался, подождал минуту или две и, очевидно осознав, что я не просто так заезжаю на территорию, махнул мне рукой.
— Нужный сарай вон там, в нескольких сотнях метров отсюда. Поезжай, я замету твои следы.
Он ухмыльнулся, когда рация снова объявила о коварном хищении. Я оставил его усердно заметать следы шин и поехал по песчаной дороге между высоких стеблей кукурузы. Я ехал в полной тишине, если не считать мягкого урчания мотора и переговоров по рации. Сумерки сгущались, и несколько звезд начали неуверенно подмигивать из темноты над головой.
Силуэт амбара казался черным в свете тускнеющего неба. Я вышел и открыл одну из створок ворот. Теплый, пыльный запах люцерны ударил мне в нос, когда я заезжал внутрь.
Затем я закрыл ворота, а поскольку в огромном внутреннем пространстве амбара было очень тихо и темно, сел в маленький автомобиль, включил единственную фару и закурил, пытаясь унять дрожь в руках. Пылинки мерцали и оседали в луче. Серо-зеленая люцерна уже отцвела и лежала на земле. По периметру амбара стояли пустые стойла, в которых когда-то, судя по густому, сильному запаху, содержались коровы. На стене висел потрескавшийся кожаный хомут, который, должно быть, давным-давно одевался на лошадь. На стене виднелся пожелтевший остаток плаката, и я лениво смотрел на него, гадая, что же ждет меня дальше.
В тот момент, когда я сидел неподвижно и позволял мыслям спокойно собраться, сами собой посыпались вопросы, и на них я пока не находил ответов. «Теперь мы знаем, для чего на самом деле готовится это шоу...» Я вспомнил коричневую шерстяную нитку, зацепившуюся за петлю дверцы грузовика. «Некоторым из нас больше хочется избавиться от тебя, чем помогать». Я вспомнил, как слова Теда Ная перекрыли голос толстяка в моем сознании, словно произнесенные в огромном помещении: «Просто скажи, что нужна крупномасштабная диверсия в Калифорнии... Люди должны отвлекаться на что-то другое».
Одно было совершенно ясно. Мы все еще были частью Комуса. И наличие грузовика со сложной аппаратурой, которое никак не увязывалось с качеством освещения и звуковыми эффектами, добавляло что-то довольно очевидное. Незнакомцу в коричневом свитере не потребовалось много времени, чтобы выяснить намерения Комуса. И теперь мятежники знали о нашем предназначении. Возможно, мне тоже станет понятна наша миссия, когда я снова увижу Харриса.
Что же мне делать?
Предупредить Гатри, что мы обнаружены и рассекречены? Предупредить Теда? У меня есть еще достаточно времени, чтобы решить эту проблему, после того как я узнаю, во что меня заманили.
Внезапное и непреодолимое желание выпить заставило горло сжаться на мгновение. Проблемы надвигались слишком быстро. Мне нужно было встряхнуться от реальности. Я не рассчитывал на столь тяжелое испытание, когда позволил Наю уговорить себя. Я подумал, что если потороплюсь, то у меня будет время пропустить стаканчик-другой перед шоу.
Я похлопал беспокойный автомобильчик по боку и выключил рацию на середине фразы. Потом заглушил мотор, включил сигнализацию и опустил ключ в карман.
— Спокойной ночи, — обратился я к нему.
И оставил его наедине с призраками лошадей и коров.
Вечером на улицах Сан-Андреаса людей было гораздо больше, чем я ожидал. Ярко горели огни, многие магазины были открыты, женщины в ярких ситцевых платьях и мужчины в джинсах и широкополых шляпах шумно ходили взад и вперед по центру города. Мне почему-то не нравилось ощущение толпы. В тоне голосов и быстрых нервных движениях людей чувствовалось скрытое, почти истерическое напряжение. Конечно, я не был удивлен, учитывая то, что Сан-Андреас пережил в последнее время, но мне это определенно не нравилось.
Мне все еще хотелось выпить, но теперь я поостерегся бы принимать алкоголь. Но, как бы то ни было, я не рассчитывал на толпу с таким темпераментом. Чтобы найти труппу, мне оставалось только следовать за большинством прогуливающихся людей, и течение несло меня прямо к яркому блеску новых стальных трибун, возвышающихся над головами. Гатри оборудовал места для зрителей, как и планировалось, по эту сторону площади, и строгое мраморное лицо Рэйли решительно смотрело в ночь над нами. Основание монумента еще не было освещено прожекторами, но сложно было не заметить бледную благородную челюсть в драматических тенях, которая возвышалась над крышами.