Ближе к середине спектакля, когда я ушел на свою трехминутную паузу, Полли, поджидавшая под трибуной, схватила меня за плечи и принюхалась ко мне. Затем она озадаченно покачала головой и прошептала:
— Вот, — и протянула мне полулитровую бутылку.
Я жадно схватил ее, как утопающий соломинку, и залпом опорожнил половину, прежде чем удар действительно поразил меня. Потом был приступ мучительного кашля. Потом я подумал, что вся выпивка вот-вот вылетит обратно. Затем волна тепла начала распространяться, и я расслабленно откинулся назад, чувствуя, как алкоголь возвращает мне чувство раскованности. Мне смутно пришла в голову мысль, что это была моя первая выпивка за... сколько дней? И я даже не вспоминал об этом.
Когда я снова попытался отхлебнуть, Полли вырвала ее у меня из рук.
— Хватит! Через минуту вы снова выходите на сцену. Как вы себя чувствуете?
Я вытер рот тыльной стороной ледяной ладони.
— Подскажи мне следующую реплику.
Она произнесла ее. Я попробовал повторить фразу еще пару раз, чувствуя, как пьеса медленно и напряженно возвращается в мое сознание. Но сейчас я думал о мертвой сцене. Населенная мертвецами, разыгрываемая заводными актерами и актрисами в мертвом заводном мире...
Я вспомнил, как эта же самая пустота заполнила меня, когда я сжимал Кресси, теплую и отзывчивую, в своих объятиях в лунном свете. Неужели это было только вчера вечером? Всего двадцать четыре часа назад. И с тех пор я безумно метался между приступами маниакального возбуждения и мертвящего отчаяния.
Не сошел ли я с ума? Да что со мной такое? Что происходит?
— Вам пора, — пробормотала Полли. — Вы можете продолжать?
Я выпрямил спину и глубоко вдохнул мертвый ночной воздух.
— Да, — ответил я глухим и безликим голосом, — я могу продолжать.
И я вышел к публике.
Каким-то образом, пока я был вне сцены, актеры развернули сюжет к чему-то близкому, нормальному. И когда я включился в действие, мне сразу удалось поймать линию, которую Полли буквально вложила в мою голову с минимумом изменений, чтобы освежить представление. Мучительно, со скрипом, но мы довели постановку до конца. Это было чертовски трудно. Мне нужно было много подсказывать. Иногда я снова терял дар речи. И когда я произносил что-то, я все равно был мертв. Но каким-то образом нам удалось дойти до конца пьесы.
Публика была благосклонна к нам, хотя мы этого не заслуживали. Люди не уходили с трибун до самой развязки. Они много кашляли и ерзали, они шептались в наиболее напряженных сценах, и никто не смеялся над шутками. Но по крайней мере, никто не ушел до конца спектакля. Вероятно, очень немногие из них когда-либо были в живом театре, и они, наверное, ушли домой с впечатлением, что это скучно по сравнению с телевидением и фильмами. По крайней мере, они не устроили овацию и не окружили нас в попытках прикоснуться, как это было в Сан-Андреасе.
Трибуны опустели. Прожекторы погасли. Я сел под трибуной и забрал у Полли полупустую бутылку. Она молча отдала ее. Остальные актеры тоже стояли и смотрели на меня сверху вниз, слишком ошарашенные, чтобы хоть как-то выразить свои эмоции. Это было за пределами их опыта. Или моего. Иногда на сцене случается такое. Мы все это знали. Мы все знали, что обычно говорят и делают по этому поводу потом. Но эта пустота, поразившая меня, была слишком ненормальной, чтобы с ней кто-то мог справиться. Они все еще беспокойно перешептывались и смотрели, как я допиваю бутылку, когда Гатри вышел из-за трибун и подошел ко мне.
Я даже не поднял головы. Я знал его походку и не видел смысла вновь смотреть ему в глаза. Я не слышал, что он говорил, но все актеры постепенно начали расходиться от меня, как будто он отдал им безмолвный приказ. Виски жужжало у меня в голове, смутно успокаивая. Я выпил последний глоток, мысленно благодаря того, кто изобрел забвение. Поверх пустой бутылки я посмотрел на Гатри.
Он не был красным от гнева. Он был очень бледен, а печальные глаза казались каменными. Он перестал быть добреньким философом и стал похож на человека из Комуса, каким и был, решительным и безжалостным. Тихим голосом он сказал:
— Ты испортил все, как только приехал к нам, Рохан. С меня хватит. Я не знаю, о чем ты договорился с мистером Наем насчет дальнейшей миссии, но я знаю, что ты развалил всю работу труппы. Я уже послал за заменой. Можешь собираться и уезжать прямо сейчас. Ты больше не играешь в труппе Суонна, Рохан.