В тумане виски, гудевшем у меня в висках, мне казалось, что он говорил вовсе не словами. Он говорил огненными буквами, которые мне не нужно было читать, да я и не хотел. Поскольку было слишком больно понимать, что он на самом деле говорит...
Кажется, в тот вечер я побывал во все барах в округе. Возможно, я проводил время во многих шумных компаниях. Я не уверен, потому что моя маленькая жужжащая комната оградила меня от всего неприятного. Я осторожно балансировал алкоголем, как большим жужжащим защитным пузырем. Я уже не совсем понимал, что происходит в реальности. Иногда казалось, что я снова сижу в автобусе, который трясется по дороге между полями Огайо. Иногда казалось, что я снова с труппой, тоже трясущейся по ухабам, но на этот раз в фургонах, в тесной рабочей группе, обсуждающей пьесу, направляясь к... Где же она? В Карсон-Сити, и новый спектакль.
За исключением того, что я был выброшен из труппы навсегда... Как актер и режиссер. Если сегодняшний вечер и доказал что-то, то только это.
И даже в своей гудящей волшебной комнате я не мог представить, что могу возвратиться. Я слишком хорошо помнил, как стоял на дороге с рюкзаком в руке и смотрел, как грузовики исчезают в лунном свете. Актеры попрощались приглушенными голосами, стараясь не встречаться со мной взглядом. И маленький мир, частью которого они были, уехал по темной дороге, оставив внутри меня пустоту, слишком холодную, чтобы ее согрело спиртное, и слишком большую, чтобы заполнить ее чем-то другим.
Но я старался. Я очень старался.
Глава 22
Небо надо мной было прозрачно-голубым. Верхушки деревьев склонились друг к другу, покачиваясь в медленном завораживающем движении. Оказалось, что я лежал на хвойном ковре, но я понятия не имел, где нахожусь и даже кто я такой. Вспышка предупреждения в глубине моего сознания подсказала, что лучше не вспоминать, кто я такой. Ничего хорошего из этого не выйдет.
Я медленно сел. От этого движения моя голова взорвалась, словно от удара грома. Я сжал виски обеими руками, борясь с тошнотой. Похмелье? Да, я вчера напился... Шаг за шагом я возвращался к недалекому прошлому, с трудом напрягая серое вещество. Затем мягкий солнечный свет вдруг потемнел, когда я вспомнил.
Да, это был конец. Ослепительное будущее, которое я считал уже реальным, ускользнуло, как ртуть сквозь пальцы, и я вернулся к тому, с чего начал. В конце концов, я не актер. Я — ничто. Я вспомнил мертвый, застывший час на сцене. Я снова увидел Гатри, который стоял предо мной, глядя сверху вниз и произнося свою изобличающую речь. И все кончилось.
И мне снова приснился странный сон...
Я оглядел небольшую поляну в лесу, где провел ночь. Ночь и добрую часть дня, если судить по косым солнечным лучам, пробивающимся сквозь кроны деревьев. Я пытался вспомнить сон.
Миранда. Что же это было? Мой театр жил в ней? Каким образом? Что-то нелепое привиделось мне. Кочующий театр в обрамлении кольца бомб, отсчитывающих время до взрыва, и внутри находится Миранда, играющая роль в бесконечно важной для меня сцене, но совершенно беззвучно. Она что-то говорила мне со своей прекрасной улыбкой, ее рот нашептывал что-то без единого слова, в то время как огненные буквы мерцали над ней, а ее шелковистые светлые волосы мягко обрамляли лицо.
Подождите. Шелковистые светлые волосы? У Миранды были темные волосы. Это у Кресси были светлые кудри. Во сне что-то было не так. Миранда и Кресси слились в одно целое? Мне это не понравилось. У Миранды и Кресси не было ничего общего. Миранда была любовью, верностью, блеском и красотой. Миранда была всем, что имело для меня смысл. Миранда была фундаментом, на который я опирался, и огнем, который освещал мне путь. Она создала меня. Без нее мир превратился бы в трясину, а свет — во тьму. А я был бы никем.
Во сне бурлили ярость и разочарование. Миранда говорила что-то, что я должен был знать. Должен был, но огненные буквы постоянно уплывали куда-то, чтобы их можно было прочесть. Какой-то рев, похожий на ураган, потревожил мой сон, и я смутно ощутил, как мой каменный кулак ударил кого-то неизвестного, кого-то враждебного для меня, вставшего между мной и всем, к чему я стремился. Я ненавидел его. Я почувствовал, как кулак погрузился в его тело, и услышал, как враг застонал.
В разгар ураганного рева я открыл глаза и обнаружил, что снова и снова бью по ковру из сосновых иголок, нанося тяжелые яростные удары. Рев стихал вдали. Моя рука нещадно ныла от ударов. И я снова погрузился в путаницу сновидений, потому что пробуждение было хуже забытья.
Я снова услышал этот звук и приподнялся, вспоминая свой сумбурный сон. Шум стремительно приближался ко мне, сотрясая воздух вокруг меня, а спустя мгновение быстро унесся вдаль. Грузовик на шоссе. Итак, прошлой ночью я каким-то образом выбрался из города и очутился в этой лощине среди сосен рядом с дорогой, по которой уехала труппа. Полли и Рой, Кресси и Гатри, Хенкены, удаляющиеся по длинному шоссе со всеми своими планами и проблемами, бросая меня наедине с собой.