Голова гудела. Я поскреб небритую щеку и задумался, что делать дальше. Слабый лучик надежды мелькнул в сознании, и я задал себе вопрос. Почему, в конце концов, все закончилось именно так? Да, Гатри меня выгнал. Но за кем будет последнее слово? Я работал на Ная, а не на Гатри. Будет ли Най думать о моей судьбе, если узнает, что я покинул труппу? Возможно, работа актера больше не для меня. Но я здесь не только для того, чтобы играть. Я шел по следу самого Анти-Кома, и у Гатри не было полномочий избавляться от меня. Все что мне нужно было сделать, это выйти на связь с Наем, закончить работу по поиску Анти-Кома и...
И как же мне быть? Каким образом вернуться в труппу, которой я уже не руковожу? Возвратиться в прежнюю жизнь актера, который не может играть? Какое место найдется для Рохана в мире, где он не сможет полноценно жить? Нет, я был прав с самого начала, с того самого часа, когда умерла Миранда. Может быть, именно об этом и говорили мне огненные буквы во сне. Без Миранды я был никем. И только сейчас я это понял. С ней я ощущал себя значимым, сильным, могучим и живым. Один я был никем. Так что одно блестящее выступление, когда я почувствовал себя снова великим, было последней вспышкой перед мраком, а провал был истинным отражением меня самого.
Почему Най снова должен думать обо мне? Чем он может помочь мне? Воскресить Миранду?
И все же я должен был что-то предпринять. Я не могу сидеть здесь вечно. Я с трудом поднялся и посмотрел на заходящее солнце. Через несколько часов труппа Суонна будет устанавливать свои трибуны в Карсон-Сити. Как быстрее мне добраться до них? Надо действовать! Воспоминание о сне мгновенно раскрыло очевидное. Вот оно! Трибуны и их опоры были начинены взрывчаткой, представляющей из себя кольцо зарядов, минута за минутой отсчитывающих момент взрыва. И это значило, что я должен был предотвратить это. Но это всего лишь сон. Во мне бушевала тревога за то, чему я не мог дать названия. Мысли яростно бурлили в голове, но внутренний голос говорил: «Нет, успокойся, я не вижу опасности».
Неуклюже двигаясь, я с трудом начал подниматься по склону в сторону звуков проезжающих машин.
Тяжелый грузовик с грохотом остановился в сумерках.
— Приехали, — сказал водитель. — Карсон-Сити. — Он искоса взглянул на меня. — Ты в порядке, приятель?
Я оторвал подбородок от груди и выдавил улыбку. Всю дорогу от Дугласа я был неважным собеседником. Слишком многие думы роились у меня в голове.
— Конечно, я в порядке, — ответил я и с трудом выбрался из кабины.
Он наблюдал за мной, рассматривая мои царапины, синяки и порванную одежду. Он покачал головой, глядя на меня, и я пробубнил:
— Что ж, спасибо, что подвезли.
Водитель поколебался, сунул руку в одно из отделений приборной панели и бросил мне пакет.
— Вот, лови.
Это был пакет с пайком — едой, которую водители берут с собой для дальних перегонов. Я с благодарностью поймал его. Никто не знал, как долго мне придется зарабатывать на пропитание с этого момента. Водитель все еще смотрел на меня, когда отъезжал, и как раз перед тем, как шум двигателя заглушил все остальные звуки, мне показалось, что он крикнул:
— Мне нравились ваши картины, мистер Рохан.
Но так ли это — я никогда не узнаю.
Я купил кофе в киоске у шоссе. Это немного помогло. Карсон-Сити не очень большой город. Недалеко от центра города есть парк с фонтаном посередине и огромными деревьями, густо покрытыми летней листвой, которая при дуновении шелестит на ветру. Я нашел скамейку и съел немного еды из пакета, через силу. Я не был уверен, как она усвоится с похмелья.
К тому времени уже стемнело, и мне оставалось только следовать за толпой. Карсон-Сити был очень важен для Комуса, как говорил мне Най. Это было место, где он хотел собрать на спектакль большую аудиторию, где наверняка окажется множество мятежников. Глядя на трибуны издалека, слыша первые знакомые строки, звучащие знакомыми голосами, я задавался вопросом, во скольких других городах Калифорнии сегодня вечером ставили такие уличные пьесы? И было ли что-то действительно особенное в Карсон-Сити. Что именно?
Все голоса внутри магического кольца были знакомы, кроме одного. Тот, что произносил мои реплики. Я чувствовал себя призраком.