Наполнив суповые тарелки, она принесла корзинку с хлебом и разложила каждой по кусочку – не слишком черствому – в предназначенные для этого фарфоровые блюдца. Затем она вернулась и поднесла каждой по круглому кусочку масла, быстрыми, но точными движениями отделенному от основного куска несколькими взмахами ножа. Нельзя быть дочерью владельца постоялого двора и не научиться правильно подавать еду. Но даже за работой она не могла унять волнение. Каждый шаг был мучением, и вовсе не из-за жжения пониже спины. Сейчас эта физическая боль казалась пустяком. Она не могла сравниться с душевной болью, испытываемой Эгвейн в борьбе с желанием бросить вызов этой властной и высокомерной женщине.
Едва женщины принялись за суп, демонстративно не замечая долгоносиков в хлебе, Эгвейн отошла в сторону и застыла, сцепив руки перед собой. Элайда бросила взгляд в ее сторону и улыбнулась, очевидно, приметив очередной признак раболепия. В действительности же, Эгвейн не доверяла самой себе, опасаясь, что любое движение приведет к тому, что она влепит Элайде пощечину. Свет, как же это было тяжело!
– О чем говорят в Башне, Мейдани? – Спросила Элайда, макая кусочек хлеба в суп.
– Я… У меня нет времени слушать.
Элайда наклонилась вперед:
– О, несомненно, ты что-то знаешь. У тебя есть уши, а даже Серые сплетничают. Что они говорят о мятежницах?
Мейдани побледнела еще сильнее:
– Я… Я…
– Хм… – произнесла Элайда, – припоминаю, когда мы были Послушницами, Мейдани, ты соображала быстрее. Ты не впечатлила меня за эти несколько недель. Я начинаю сомневаться, как ты вообще получила шаль. Возможно, ты и не была достойной ее носить.
Глаза Мейдани широко распахнулись. В ответ Элайда улыбнулась:
– О, я всего лишь тебя дразню, дитя. Возвращайся к своему ужину.
Она шутила! Шутила! О том, как украла шаль у женщины, унизив ее до такой степени, что та сбежала из Башни. Свет! Что это нашло на Элайду? Эгвейн встречала ее и прежде, и Элайда произвела на нее впечатление человека жесткого, но не деспотичного. Власть меняет людей. Оказалось, что в случае с Элайдой титул Престол Амерлин изменил ее серьезность и строгость на вседозволенность и бессердечие.
Мейдани подняла глаза:
– Я… Я слышала: сестры волнуются из-за Шончан.
Элайда отмахнулась, продолжая прихлебывать суп:
– Вот еще. Они слишком далеко, чтобы представлять опасность. Интересно, не работают ли они тайно на Возрожденного Дракона? Все равно, я считаю, что слухи о них слишком преувеличены, – Элайда перевела взгляд на Эгвейн. – Меня всегда забавляло, что некоторые верят всему, что слышат.
Эгвейн не ответила, только едва слышно фыркнула. Как бы запела Элайда про эти «преувеличенные слухи», если бы Шончан защелкнули ай'дам на ее глупой шее? Иногда Эгвейн вновь кожей ощущала зудящий ошейник, лишающий возможности двинуться с места. Иногда это чувство лишало ее возможности свободно передвигаться, внушая слабость, чувство, будто она прикована цепью к стене. Она знала, что ей приснилось, и знала: этот ее сон – пророческий. Шончан нападут на Белую Башню. Элайда, очевидно, проигнорировала ее предупреждение.
– Нет, – произнесла Элайда, взмахом приказав Эгвейн добавить супа. – Эти Шончан не представляют опасности. Реальная опасность – это полнейшее неповиновение, демонстрируемое Айз Седай. Что мне сделать, чтобы прекратить эти бессмысленные переговоры на мостах? Сколько Сестер нужно наказать прежде, чем они признают мою власть?
Она села, отложив ложку. Эгвейн приподняла крышку супницы и вынула половник из серебряного держателя, готовясь наполнить тарелку. – Да, – продолжила Элайда, – если бы Сестры покорились, Башня не разделилась бы. Вместо того, чтобы бежать, как стая глупых испуганных птиц, мятежницам следовало подчиниться. Если бы все Сестры были послушны, мы давно заполучили бы Возрожденного Дракона и разделались с теми ужасными мужчинами из Чёрной Башни. Как думаешь, Мейдани?
– Я… Покорность, конечно же важна, Элайда.
Элайда покачала головой. Эгвейн в это время наполнила супом ее тарелку.
– Так ответил бы каждый, Мейдани. Я же спрашивала о реальных действиях. К счастью, у меня есть идея. Неужели тебе не кажется странным, что в Трех Клятвах не содержится упоминания о повиновении Белой Башне? Сестры не могут говорить ни слова лжи, не могут создавать оружия для убийства людей, не могут пользоваться Силой как оружием, кроме случаев защиты. Эти Клятвы всегда казались мне слишком неопределенными. Почему нет Клятвы о повиновении Амерлин? Если бы это простое обещание было частью нас, скольких неприятностей и трудностей мы могли бы избежать? Возможно, следует распорядиться об изменении привычного порядка.