Высоченный, поджарый наемник с ветвистым шрамом на правой щеке уловил на себе пристальный взгляд, мельком глянул на Руха, мазнул по остальным и отвернулся, пряча подленькую усмешку.
В дверях появился нарочный гонец Алешка Бахтин, высмотрел в многолюдстве новых знакомых, подошел неуверенной, дергающейся походкой человека, проведшего сутки в седле, рухнул на лавку и, слабо улыбнувшись, сказал:
— Посижу с вами, немножко.
— Поспать тебе надо, парень, — по-отечески вздохнул Захар.
— Посплю, — кивнул Алешка. — Мне много не надо, а на место к утру надо поспеть, кровь из носа.
— На рассвете бы с нами поехал, — отозвался Захар. — До Сатеевки нам по пути, а это почитай полдороги. Все веселей.
— Спасибо, но у меня каждый час на счету. — Нарочный, морщась, словно от застарелой зубной боли, расстегнул туго затянутый пояс с рапирой и кинжалом, с рукоятью, отделанной серебром, и навершием в виде головы хищной птицы.
— Тебе видней, — не стал настаивать сотник.
— Ножичек у тебя, парень, интересный, — мотнул головой Чекан.
— Отцовский. — Алешка на пядь вытянул сверкнувшее лезвие и задвинул обратно. — Он служил в гвардии, погиб в битве при Коренево, мне два года было тогда.
— Здравия, гости дорогие. — Из чадного полумрака выкатился брюхатый коротышка. — Поклон Лесной страже, нашим защитникам и обережникам. Я Прокл Кузьмич, владелец сего скромного заведения. Вся выпивка за мой счет! Заказ у вас приняли?
— Приняли-приняли, — кивнул Захар. — Ты лучше скажи, хозяин, заночевать где есть у тебя?
— Найдем. — Кузьмич оживленно закивал. — Как не найти? Комната наверху для особых гостей, чисто, клопов почти нет. Сколько вас?
— Десяток да трое. Нарочный, ты с нами или на почте?
— С вами.
— Тогда четырнадцать.
— Ну… Тесновато будет… — развел руками Кузьмич.
— Ничего, мы люди привычные, — ухмыльнулся Захар.
— А с бабами у вас как? — сладко зажмурился Чекан.
— Баб? Баб отыщем, — понимающе захлопал глазами хозяин.
— Я те баб покажу, — погрозил пальцем сотник. — Еще раз срамную болезнь подхватишь, взашей погоню, своими руками срежу волчью башку.
— Да я не для себя, — побожился Чекан. — Для ребят. Вон для кутенка малого, он, поди, бабу живую не щупал еще. А, гонец?
— Не твое дело. — Алешка густо покраснел.
— Так надо баб или нет? — растерялся хозяин.
— Обойдемся, — отменил заказ Безнос.
— Ну вот, парень, значица, не судьба тебе стать мужиком. — Чекан хлопнул гонца по плечу.
— Очень надо, — обиделся Алешка.
Рух отвлекся от светской беседы и увидел идущего к ним легкой, пружинной походкой черноволосого наемника с блудливой усмешкой, приклеенной на узком, рассеченном шрамом, смуглом лице. От него за версту веяло особой породой людей, всюду ищущих неприятности. Поели, мать его так…
— Я присяду? — гортанно спросил наемник и, не дожидаясь приглашения, хлопнулся на лавку, потеснив Чекана.
— Чего надо? — спросил Захар.
— Познакомиться, — пожал плечами наемник. — Смотрю, компания у вас интересная, всякой твари по паре. — Он шумно принюхался, раздувая ноздри. — Чуете, вроде воняет дерьмом? — И в упор посмотрел на маэва. — А, тут вромос, вон оно как.
Ситул окаменел. Рух свободно откинулся на стену в ожидании старого доброго смертоубийства. «Вромос» — пренебрежительное и оскорбительное словечко, обозначавшее всякого нелюдя, произошедшее от греческого «вроми» — грязь, и прочно вошедшее в обиход.
— Не трогай маэва, — прогудел Захар.
— Опекаете зеленую морду? — Наемник сладко зажмурился.