— Дай я, ты больно страшенный. — Бучила оттер Захара плечом и ласково спросил: — Как звать тебя, человече?
Парень на вид лет семнадцати, запаршивевший, грязный и поседевший, неопределенно гунькнул и попытался спрятаться за Грача.
— Не боись, — приободрил десятник. — Тут все свои. Андреем кличут его.
— Значит, Андрей? — проворковал Бучила. — Хорошее имя. А я Рухом зовусь, будем знакомы. Ты мне, Андреюшка, расскажи в подробностях, как дошел до жизни такой, почему в яме прятался, и отчего речь, Богом данную, позабыл.
Парень затряс башкой, будто отгоняя какую-то погань, и едва слышно сказал, заикаясь и глотая слова:
— В деревне, деревня…
— Деревня сгорела, — подсказал Рух. — В том тайны нет никакой. А вот почему сгорела?
— Там… там… мы пришли, я не знаю, — зачастил Андрейка.
— Он не местный, — подсказал Грач. — Говорит, у коробейника в подручниках был. Торопить не надо его, успокоится, все выложит как на духу. Он у нас разговорчивый, просто сторонится чужих.
— И правильно, — кивнул Бучила. — Чужих все боятся, чужие, они, бывает, паскудники редкие. Ты выкладывай, Андрюшенька, слушаем мы.
— Торговать хотели. — Андрейку заколотило от нахлынувших воспоминаний. — А в деревне ни души, пустота, в церковь святую зашли, а там, батюшки, поп мертвый и чудище. Я сбежал, а дядька Савелий сгинул, сожрали его.
— Что за чудище? — заинтересовался Бучила.
— А может, и не чудище, — смешался парнишка. — Как человек, но разве человек по стене с крыши ползет? А буркала светятся, и шипит, словно коту хвост защемили в дверях.
— Описать сможешь? Чешуя, зубы, лапы, когти, прочая херота.
— Темно было, недоглядел. — Андрейка облизнул пересохшие губы. — Двое их, оба на человека похожи. — Он запнулся. — А может, и не похожи. Мне дядька Савелий кричит: «Беги, Андрейка, беги»! Ну я и сбежал.
— Гнались?
— Не ведаю. Хлюпало сзади, да Господь сохранил. Потом как в тумане: бегу, рожу ветками расцарапал, кругом темнота, грохнулся в ямину, там и затих. Башку в листья спрятал, на рассвете только и оклемался.
— Больше ничего не видел, не слышал?
— Ничегошеньки. Вроде кричали где-то диаволы по-звериному, а к утру стихло все. Оклемался, ноги-руки не слушаются, слова людские забыл, рот открываю, а только рычу. Кое-как на дорогу выполз, там и подобрали добрые люди меня.
— Ага, подобрали, — усмехнулся Грач. — Он от моих ребят деру дал, едва сумели догнать. Дрался, царапался, в рожи плевал. Пришлось по-свойски его укротить.
— После такого мамку родную забудешь, — не удивился Бучила и как бы между прочим спросил: — А винцо ты попиваешь, друг ситный?
— Вина мне дядька Савелий пить не давал, — с затаенной обидой сообщил Андрейка. — Разве пива чарку, а больше ни-ни. Дядька Савелий и вовсе винишка не принимал. Говорил, пойло сатанинское, на погибель грешной души.
— Башковитый дядька Савелий. Был. — Рух кивнул десятнику. — Ладно, уводи парня. Спасибо, Андрейка, тебе.
— Чудища там, чудища! — завыл Андрейка, вырываясь из хватки Грача. — Всем, всем смерть! Наказание божие!
— Шуруй давай, наказание божье. — Десятник, чуть слышно матерясь, утащил парня в кусты.
— М-да. — Бучила посмотрел парочке вслед. — Интересные штуки наш юный друг рассказал.
— Веришь ему? — спросил Захар.
— Ну не прям как себе, — пожал плечами Рух. — С башкой Андрюшенька не в ладах, но ведь через юродивых сам Бог говорит, да и смысл ему врать?
— Хочешь сказать, две неизвестные твари сожгли Торошинку, народ посадили на колья, а парнишку так заездили, что он забыл, как задницу лопушком подтирать? — фыркнул Захар.
— Я такого не говорил. — Бучила многозначительно ткнул пальцем вверх. — Я говорю — врать парню умысла нет. Ну если только захотел придурком на всю округу прослыть. А какая в том корысть? Придурку никакая путная баба не даст.
— Тогда чего он плетет?
— Что привиделось, то и плетет, все без утайки вываливает, простая душа. Со страха ум за разум зашел и подсунул самую понятную версию — на деревню напали страшилища и сожрали народ. Так проще не сойти с ума. Я видел одну бабу в Лантеевке, тати ее снасилили скопом, лицо распороли, убили мужа и малых детей, избу сожгли. Так она все твердила про огненного змия с небес. Такие дела.
— Значит, никакого толку от него нет?
— Может, есть, а может, и нет. Одно точно — чудища, даже самые страшные, деревни не сжигают и людей на кольях не сажают сидеть. Пошли, гляну мертвяков, но только ради тебя.
Решение далось Бучиле с трудом. Никто не заставлял и заставить не мог, но другого выхода не было. Второй раз за день, а от этого опасность повредиться умишком возрастала стократ. Копить силы и ждать до завтра смысла не было. До рези в желудке хотелось получить отгадку прямо сейчас.