Рух дернулся и упал на спину, ослепнув от боли, перехлестнувшей его через край и резанувшей одновременно от всех мертвецов. Тело, сведенное судорогой, отказалось повиноваться, из горла рвался хрип вперемешку с горькой слюной. Его теребили, взволнованные голоса приходили откуда-то издалека, а он скулил беспомощным новорожденным щенком. Виски сдавили железные клещи, кости трещали. Последним, что Бучила успел разглядеть, была зловещая, непроглядная темнота. Черный, всесметающий вихрь, воняющий кровью, тленом, падалью и начинкой всплывших в половодье старых гробов. Темнота разбухала свежим трупом на палящей жаре, тьма плясала и пела. Тьма надвигалась, готовясь рвать, перемалывать и жевать. Он попытался отпрянуть, и ледяная тьма поглотила его…
Глава 4
Союз поиметых
Рух открыл глаза и сдавленно засипел. Солнечный свет тоненькими лучиками прошивал навылет серую мешковитую ткань. Кружились пылинки, хлопьями пепла падая на лицо. Неужели живой? Во рту сдохла кошка, левая сторона головы пульсировала и ныла, следом задергался глаз. Он запаниковал, не чувствуя ни руки, ни ноги, и забарахтался на сыром одеяле.
— Лежи-лежи, — успокоил знакомый голос. — Ох и напугал ты нас, братец.
Рух усилием повернул голову и увидел Захара. Сотник сидел рядом, на березовом чурбаке, за его спиной проглядывался кусок беззаботного синего неба. Из-под маски внимательно смотрели усталые, вылинявшие глаза. «В шатре лежу», — понял Рух и скривился, с трудом раздирая спекшиеся кровавой коркой, пересохшие губы. Снаружи слышались приглушенные голоса, кто-то надсадно точил железяку, фыркали лошади. В воздухе плыли ароматы еловой хвои и вареного мяса.
— Сука, показалось, отмучился раб божий Бучила и к Христу на коленки попал, а тут снова ты, — прохрипел Рух.
— А я как рад тебя видеть! — усмехнулся Захар. — Думал, помер, ан нет, сразу лаешься, знать, ничем тебя не проймешь.
— Долго валялся? — спросил потерявший счет времени Рух.
— Как вчера ножки вытянул, так до сегодняшнего утра и отдыхал. Выспался, поди?
— Да лучше бы сдох, — застонал Бучила. — А ну, помоги.
Он с трудом сел, опираясь на сотника, и с хрустом размял одеревеневшую шею. Клят, могло быть и хуже. Шибануло крепко, едва не выбило дух. Что же это за дерьмо такое было? Дураку наука впредь не лазить в головы неприкаянным мертвякам.
— Расскажешь? — Захар жадно подался вперед.
— У ты какой, — надулся Бучила. — Я, значит, чудом от смерти ушел, Сатане плюнул на плешь, а тебе только россказни подавай? Все вы такие.
— Я за тобой присматривал, между прочим.
— Ага, спасибо, теперь понятно, отчего погано мне так.
— Тряпочку мокрую на лоб тебе клал. Портянкой любимой пожертвовал, года три ей всего, выкинуть хотел, а тут пригодилась.
— Ой, добрый какой, — умилился Бучила, надрывно вздохнул и без утайки вывалил все нарытое в голове покойного Трофима. А там немного и было.
Сотник выслушал, кивая непонятно чему, и скучая сказал:
— Видать придется драных всесвятош вызывать.
— Да не надо! Зачем? — изумился Рух. — Подумаешь, полсотни крестьян решили на колы задницей сесть. С кем не бывает?
— Не до шуток, — надулся Захар.
— А чего, плакать?
— Дело надо делать.
— И много наделал, пока я колодой лежал?
— Отослал в штаб гонца с подробным отчетом. — Захар начал загибать толстые заскорузлые пальцы. — Обо всех странных происшествиях вдоль границы будут мне сообщать для проверки. Велел снять мертвяков, а то не по-христиански на солнышке гнить. Ребята яму копают, разом на всех. Три мертвеца отправил подводой в Покровский монастырь.