— На хрена?
— Положено так. Если людишки пачками мрут, надо обязательно несколько трупаков к ближайшему лекарю слать. Он их за городом вспорет, и, прости господи, ручищами пошарит внутри. Вдруг эпидемия?
— Толково придумано, — одобрил Рух.
— Ну. Чай не дураки там сидят. — Захар неопределенно закатил глаза. — Ты, как Заступа, должен директиву эту знать.
— Некогда мне директивы читать, — сказал Рух. Порой ему подсовывали всякие красивые конверты с печатями и умолял почитать, но бумаги, всякий раз улетали в камин. Своей головой надо жить, а не под чужую дудку плясать.
— Некогда ему, — скривился Захар. — Вот оттого и бардак у нас, что всякому на законы плевать. Зато видишь теперь, сколько я переделал важнецких делов? А ты спал.
— Да молодец, молодец. Попа вызвали, людей хоронить?
— Обижаешь.
— Так, на всякий случай спросил, вдруг забыли. Про колдовство в докладе ни гу-гу?
— Что я, враг себе? — Захар нахмурился. — Ты пойми, я отвечаю башкой.
— Как бы мы тут все бошками не ответили, — хмыкнул Бучила. — Значит, будем сами колосажателей ловить?
— Значит, сами, — кивнул сотник. — Жандармы обещали помочь.
— И много их?
— Сотня будет.
— Богато. Подумаешь, всего-то надо целую губернию обыскать.
— Перекроем дороги, будем подозрительных проверять.
— А в пограничье бывают другие? — вскинул бровь Рух. — Тут самая отборная мразь со всего света ловит рыбку в мутной воде. Взять нас. С виду сущая банда под началом страшилы и проклятого упыря.
— Не без этого, — согласился Захар и вздохнул. — Придется попотеть, но кто сказал, что будет легко?
— Без меня, — открестился Рух. — Это тебе делать нечего, а у меня село без присмотра стоит. Какой я, на хрен, Заступа?
— Лучший из лучших, — неумело польстил сотник. — Рух, прошу, всего пара дней. Потом вольному воля, сиди, сторожи деревню свою.
— Пара дней?
— Пара дней. Найдем ублюдков, не найдем, держать не буду. Да ты и не спросишь. Мне помощь нужна.
— Ага, давай еще разревись, — скривился Рух. Отказывать сотнику не хотелось. Тем более каких-то два сраных денька. Пролетят — не заметишь. Да и самому, чего греха-то таить, до рези в жопе хотелось разобраться в творящейся хреноте. — Ладно, уболтал, черт языкастый. Чую, есть у тебя гениальнейший план, ну, не считая повального розыска всяких подозрительных сволочей.
— Скажешь тоже, — фыркнул Захар. — Мы тут с ребятами посоветовались, решили к маэвам с поклоном идти. Кому как не зеленокожим знать окрест все обо всем? Глаза и уши под каждым кустом.
— Так они тебе и расскажут, — буркнул Рух. Определенный резон в словах сотника был. Мавки могут помочь. Если захотят. И если почувствуют выгоду.
— Попытка не пытка, — подмигнул Захар. — В конечном счете мы ничего не теряем.
— С вами пойду.
— Отдохни, слабый ты.
— На том свете отдохну. — Бучила спустил ноги на землю, отдуваясь и натужно сопя. — Два дня, Захар. Всего лишь два, мать его, дня.
Едва заметная тропка вилась через заросли, выписывая замысловатые кренделя. Ветки тянули сучковатые лапы, норовя сцапать за одежду или лицо. По сторонам стеной стояла темная чаща, под копытами трещал валежник, укрытый одеялом влажного зеленого мха. Дряблые поганки сочились слизью, столетние елки с шелушащейся, нездоровой корой тонули в паутине и клочьях лишайника. В лесу скрипело, ухало и подвывало. Рух зябко поежился, плащ, насквозь пропитавшись росой, погано лип к рукам и спине. Кобылка шла осторожно, тщательно выбирая дорогу среди скользких коряг. Жрать не давали, разговаривать строго-настрого запретили. Искать драных маэвов оказалось скучно и тягомотно. Лучше бы у костерка на полянке сидеть, с сисястой бабой, куском жареной свинины и кувшином вина.
Рядом с Рухом ехали ротный лекарь Осип Плясец и немолодой жилистый егерь Феофан Мамыкин, читающий «Евангелие» прямо в седле. Впереди маячили фигуры Захара и Ситула. Маэв, подрядившись проводником, третий час таскал их по дебрям, выматывая души и силы. Бучила глянул на нелюдя с затаенной злобой. Ситул сидел в седле как влитой, спина прямая, поза уверенная. Может, у него и жопы-то нет? Позади в тягучем молчании ехали Чекан и еще один боец Лесной стражи. Рухова воля, он бы меньше роты с собою не взял. А еще пушку. Лезть к дикарям малым числом он посчитал глупой затеей, просто доверившись Захару. На самоубивцу сотник никогда вроде не был похож.
Вброд пересекли узкую, неглубокую речку, в черной воде русальими космами вилась гнилая трава. Ушей коснулся тихий, вкрадчивый перестук. В излучине, на желтом песчаном откосе тянулся к небу исполинский растресканный дуб. Рух утробно сглотнул. Сотни, а может, и тысячи костей густой бахромой свешивались с ветвей, издавая на ветру тот самый зловещий, ноющий стук.