Впереди показались всадники. Десятка три, а то и больше вооруженных луками и пищалями маэвов перекрыли дорогу.
— Без резких движений, — предупредил Захар. — И говорить буду я.
Поравнялись, Рух затаил дыхание. Если нападут, считай, все, догулялись по лесам и полям. Среди маэвов было несколько женщин. Нелюди были одеты в облегающие кожаные наряды, украшенные замысловатой вышивкой, бисером, косточками и птичьими черепами. Волосы собраны в косы. Возглавлял отряд высокий стройный воин на вороном жеребце, с хищно красивым благородным лицом. Со лба на левую бровь падал рубленный шрам, тонкие губы плотно сжаты, ледяные желтые глаза смотрели в самую душу. Рядом на пегой беспокойной кобылке сидела маэва в длинном черном платье, похожем на балахон. Лицо цвета старой ольховой коры прокрывала сеточка мелких ритуальных шрамов. Маэва была одновременно прекрасна и отвратительна. Под пристальным, изучающим взглядом Бучиле стало не по себе, чужие, невидимые, холодные пальцы пробежали по плечам, задержались на горле и сжали виски. Женщина улыбнулась, показав подпиленные зубы, и что-то шепнула предводителю. Воин понимающе кивнул и сказал по-русски спокойным, уверенным гортанным голосом:
— Так-так, какая неожиданная встреча. Собачьи бошки, жалкий предатель и оживший мертвец. Кого только нынче не встретишь в нашем Лесу.
— Третья сотня четвертого полка Лесной стражи, сотник Захар Безнос, — представился Захар, пропустив оскорбление мимо ушей.
— И где твоя сотня, сотник? — насмешливо спросил маэв. — Таким, как ты, опасно гулять в одиночестве. Слишком многие хотят привесить собачью бошку к седлу.
По отряду маэвов прошелестел нехороший смешок.
— Мы не враги, — отозвался Захар.
— Кто знает? — повел плечами маэв. — В наш век клятвопреступников честный враг лучше лживого друга. Я Локгалан, великий вождь славного племени долхеймов.
«Ого, — удивился про себя Рух. — На ловца и зверь бежит. А эта баба, к гадалке не ходи, ведьма, про которую Ситул говорил».
— Наслышан о тебе, вождь, — кивнул Захар.
— Надеюсь, слышал только плохое? — Губы Локгалана тронула мимолетная ангельская улыбка.
— Мы видели стойбище вверх по реке.
— Люблю оставлять послания. А теперь, сотник, разреши спросить, что ты делаешь здесь?
— Мы едем на совет.
— Совет закончен, и вас туда не приглашали.
— Закончен?
— Если Локгалан уехал, значит, слов больше нет, — промурлыкал вождь. — Нет, там остались жалкие старые бабы, возомнившие себя воинами, но с ними не о чем говорить. Так что Собачьи бошки хотят от совета вождей?
Захар чуть замялся, и Бучила поспешил взять быка за рога, рубанув прямо в лоб:
— Мы хотим знать, известно ли маэвам о происшествии в деревне Торошинка.
— Не припомню такой. — На узком, костистом лице Локгалана не дрогнул ни единый мускул. — Людей расплодилось больше, чем муравьев, куда ни плюнь, всюду жалкие деревушки.
— Там погибли люди.
— Люди гибнут, маэвы гибнут, такова жизнь, этого не изменить, трава и деревья должны на чем-то расти. Ведем беседу, строим планы, а к вечеру, быть может, все мы умрем.
Шаманка снова что-то сказала вождю. Локгалан выслушал, понимающе кивая в ответ, и сказал:
— Хинтара говорит, надвигается тьма и маэвы должны остаться в стороне. Это не наша война.
— Что ей известно? — жадно попросил Рух.
— Хинтара чувствует зло. Она говорит, вы должны уйти, и тогда, возможно, спасетесь. Впереди вас ждет только смерть. Она близко. И она голодна. В наших лесах появилось зло, которого маэвы раньше не видели. Оно даже хуже людей.
— Я бы хотел поговорить с ней.
— Это невозможно, — возразил вождь. — Ты Тот-кто-умер-и-снова-ожил. Таких мы сжигаем в очистительном пламени.
— Сжигалка-то выросла? — ощерился Бучила, несмотря на предупредительный возглас Захара.
— Разве я собираю дрова? — улыбнулся маэв. — Не беспокойся, Тот-кто-вернулся. Пока ты с Собачьими бошками, ты в безопасности. Как и предатель. Виаранатэш.
По знаку Локгалана воины освободили дорогу, свернув коней на обочину. Рух, медленно проезжая мимо, чувствовал ненависть и дикую, необузданную силу, сдерживаемую только волей вождя. Маэвы племени Семи отравленных стрел были вооружены на зависть иной армии. Короткие, мощные луки из жил, рога и клееного дерева соседствовали с драгунскими пищалями и длинноствольными пистолетами. От обилия колюще-режущего разбегались глаза: копья с широкими клиновидными наконечниками, сабли, топорики, палаши. Бучила особенно отметил знаменитые десои, хищного вида костяные ножи с полуторавершковым тонким и зазубренным лезвием. Для маэва десой был продолжением руки, ритуальным оружием, предназначенным пытать и добивать поверженного врага.