— Лесная стража. — Захар обнажил шею, давая рассмотреть волчью башку. — С нами нарочный почтарь с донесением и нелюдовский Заступа Бучила. Под мое слово.
— Добро. — Страж кивком велел своим убрать рогатки с пути. — Милости просим. — И когда Захар тронул коня, с надеждой спросил: — Надолго к нам?
— Одна ночь, — отозвался Безнос.
— Понятно. — Страж помрачнел.
— Случилось чего?
— У Кузьмы в «Медведе» заселились обормоты какие-то, — понизил голос стражник. — Вроде тихо себя ведут, да веет недобрым от них.
— Что за народ? — приостановился Захар.
— Продажники, — сообщил страж. — Шестеро их, сказали, в Бежецк идут, работу искать. А знамо, как они ищут, чуть чего, головы полетят.
— Приглядимся. — Захар въехал в Щукино.
— Эй, рыло немытое, — окликнул стража Чекан. — Шестерых испужались? На клят вас держат таких?
Мужик раскрыл было рот, но промолчал. Бучила, проезжая ворота, ощутил беспокойство и неприятное покалывание в затылке. Поганое чувство, будто стоишь голым под обличающим взглядом толпы. В нишах воротных башен он заметил иконы в богатых окладах. Дополнительная предосторожность против особливо изворотливой нечисти. Псов и людей можно и обмануть, но не святых. Если чуть задержаться, жуткая боль скрутит винтом, оттого каждого гостя просят замереть в воротах, под пристальным взглядом потемневших от времени образов. Руху на этот раз повезло оказаться среди Лесной стражи и неприятной проверочки избежать. Щукино встретило печным дымом, звоном металла и пением петухов. Соседнюю улицу запрудили спешащие на вечернюю дойку коровы, сочно щелкал кнут пастуха, слышались озорные матюки.
— Благодарю за компанию, сотник, — отсалютовал гонец, разворачивая жеребца. — Я на почту, туда и обратно, встречаемся в «Медведе»!
Он лихо гикнул и исчез в узком и грязном проулке.
Окраинные покосившиеся избушки сменились просторными теремами, с лавками на первом этаже и купеческим жильем на втором. Под копытами застучала дощатая мостовая, они проехали мимо церкви, свернули направо и уперлись в постоялый двор под вывеской «Медведь», с мастерски нарисованной мордой лесного хозяина. Двор был запружен подъехавшим обозом, ржали лошади, суетились люди.
— Местов нет! — крикнул пробегавший мимо слуга с соломой, запутавшейся в растрепанных волосах.
Захар, словно не слыша, спрыгнул с коня. Рух спустился осторожненько, суставы скрипели и постанывали, отвыкнув от твердой земли.
— Чекан, Ситул, Бучила, идем глянем, чем кормят, — распорядился Безнос. — А вы, ребята, как лошадок устроите, догоняйте, а то без вас начнем.
— Куда прете, забито все, — буркнул маячащий на входе краснорожий детина и, рассмотрев татуировки волчьих голов, тут же расплылся в щербатой улыбке. — Ба, лесники, добро пожаловать! — Он отступил, перехватив за шкиряк попытавшегося прошмыгнуть мимо пропитого мужичка. — Куда лезешь, шушера? Сказано, под завязку! Пшел! Входите, входите, дорогие гости. Эй, Венька, проводи!
Пьянчужка получил пинка под зад и рухнул в вымешанную навозную грязь. К ним подскочил парнишка с заискивающим лицом и открыл тяжелые двери.
— Прошу.
Нижний этаж постоялого двора занимал огромный, гудящий голосами и смехом, до отказа набитый народом обеденный зал. Под потолком вились струйки дыма, пахло потом, капустой, жареным мясом и пригорелым луком. Меж столов сновали взмокшие половые в белых рубахах, чудом не поскальзываясь в пивных лужах. Под ногами похрустывали куриные кости.
— Сюда, пожалуйте. — Венька провел компанию в угол и полотенцем смахнул крошки с дубового, кривовато, но надежно сколоченного стола. — Чего изволите?
— А что есть? — прогудел из-под маски Захар.
— Борщ со сметаной, поджарка свиная с луком, каша пшенная, репа пареная, соленья. — Парень косился на сотника испуганно.
— Тащи борща и поджарки на четырнадцать изголодавшихся душ. — Захар глянул на Руха. — Ты ведь борщ ешь?
— Придется пожрать, — проворчал Бучила.
— И пива тащи, — вставил Чекан. — Немного. Пару бочонков для начала. Мы все ж на службе. А кровь у тебя есть человечья, в разлив?
— Чего? — Венька глупо захлопал глазами.
— Значит, нет? — расстроился Чекан. — Жаль. А с виду приличное заведение. Тогда свиной крови чашку, для нашего друга!
Рух одарил говоруна многозначительным взглядом.
— Будет исполнено. — Половой убежал, лавируя между хмельных посетителей.
Бучила прислонился к стене и оглядел полутемный зал, набитый купцами, обозниками, гуртовщиками и всяким прочим беспокойным людом, шатавшимся из конца в конец Новгородской республики по торговым, государственным и разбойным делам. Вместе с ним гостей любопытно разглядывал сидевший на потолочной балке одинокий и нечастный рыженький таракан. В противоположном углу с грохотом сдвигали чаши и вызывающе орали опасного вида молодчики, увешанные оружием. Видать, те самые продажники, про которых воротник предупреждал. Наемников всегда в новгородских землях было в достатке, республика щедро платила головорезам, соблазняя вольную братию золотом, добычей и бесконечной войной. Бучила сразу определил не местных, по гортанному говору, смуглой коже и горбатым носам. Южане никак, сукины дети. Интересно, какого клята их сюда занесло? До этого Рух видел и белокурых свеев, и германских ландскнехтов в пестрых одеждах, и обряженных в шкуры и славящихся жестокостью диких литвинов. А вот южан как-то не доводилось. Неужели и правда дело идет к большой войне, и новгородцы собирают все силы? Кто его знает…