И был день. Я стоял в поле, которое поросло чертополохом и прочей сорной травой. Земля была сухая. Невдалеке от меня стоял одноэтажный дом. Хотя правильнее его было назвать бараком. Вокруг него был сад, в котором стояло множество сухих яблонь, но были и такие, на которых еще сохранилась частично листва. Было душно, в траве стрекотали кузнечики, стояло настоящее пекло. Вблизи дома бурьян практически вырос с саму постройку.
И я двинулся по полю к бараку. Сухие стебли травинок больно кололи, словно иглы, проникая через ткань брюк. Стрекот кузнечиков нарастал. Внутри меня рождалось странное чувство, с одной стороны, любопытство, с другой – предчувствие чего-то плохого.
Окна дома были заколочены досками, а в некоторых местах и большими листами фанеры или оргалита. С невысокой крыши вспорхнула какая-то серая птичка, наверное, воробей. А с ветки одной из яблонь подала голос старая серо-черная ворона. Скрежетание ее голоса диссонировало какофонии кузнечиков. Я вздрогнул и на мгновение остановился, услышав неприятный звук.
Вот и дом.
И я с трудом стал пробираться, разрывая руками стебли сухой травы, переплетенной в тугие косы. В нос попала пыль и я чихнул. Трава вплотную подступала к дому и упорно не хотела пропускать вперед. От работы на моем лбу выступил пот. Дыхание сбилось.
Наконец, я прорвался к одному из окон. Дернул руками лист фанеры. Оказалось, он практически не закреплен и я вместе с ним отлетел обратно в густую высохшую повитель, улегшуюся поверх сухостоя.
Встав, я отряхнулся.
– Твою душу! – выругался я, когда заметил на моей ладони глубокий порез и кровью запачканные брюки.
У чернеющего проема на меня нахлынули смешанные чувства радости и страха. Подоконник был невысокий, поэтому я беспрепятственно проник внутрь, перешагнув через него, и попал в небольшую пустую комнату, стены которой были поклеены отходящими от нее выцветшими желтыми обоями, с каким-то причудливым рисунком.
И я прошел ее и вышел в темный коридор. В конце него виднелся свет, исходящий из щелей дверного косяка, которым проход заканчивался.
Вот и дверь. Я легонько толкнул ее и она распахнулась, словно от сильного удара. Мне открылась небольшая комната. В ее правом углу стоял камин, перед которым имелся видавший виды деревянный стул со сплошной спинкой. В комнате было два окна. Когда-то снаружи они были заколочены досками, но часть из них сгнила и отвалилась. В образовавшиеся проемы вполне сносно проходил свет. Над камином висела картина. На ней сквозь слой пыли проглядывало изображение корабля, плывущего по морским волнам.
И я шагнул внутрь. В тот же миг мое зрение уловило какое-то движение левее меня. Машинально я стал поворачиваться в эту сторону, но не успел. Получив сильный удар в висок, я повалился на пол, теряя сознание.
Но сознание не покинуло меня. Я открыл глаза, но никого не увидел. С трудом я поднялся на ноги и встал, облокотившись на камин и опустив голову. Кровь пульсировала у меня в висках, на лице чувствовалась теплая влага. Коснувшись виска, я понял, что у меня несильно, но течет кровь.
– Валера! – неожиданно я услышал голос своей жены.
И я поднял голову. Глаза застилала пелена. Мне пришлось часто заморгать, чтобы хоть как-то восстановить зрение. Увиденное заставило меня вздрогнуть. Передо мной стояла моя жена. Сердце бешено заколотилось в моей груди. Я протянул к ней руки и шагнул навстречу.
Она бросилась ко мне, говоря:
– Зачем ты ищешь нас в мертвом мире? Мы среди живых!
Мир вокруг меня дрогнул и стал расплываться, как если бы он был нарисован на бумаге, а на него пролилась вода. Я шагнул к жене, но ее уже не было, как не было пола, потолка, камина, верха и низа. Перед глазами плясал водоворот красок. И вдруг все кончилось. Я снова стоял на поле перед странным домом. Но теперь мне стало предельно понятно, что идти к дому не нужно. И я повернулся к нему спиной. И, о чудо! Я оказался на поле, поросшем невысокой молодой весенней травой и первыми луговыми цветами. Воздух был чист и свеж. Я сразу узнал это место. Это поле, что раскинулось перед моим городом. Стало так легко, так спокойно. Я шагнул вперед и пошел домой.