Для одного нянька, для другой — прислуга. Отлично устроились, нечего сказать!
Адаптация является одной из важнейших способностей организма, позволяющей ему приспосабливаться к условиям внешней среды. В случае ее полного отсутствия шансы на выживаемость стремятся к нулю. Так вот Малфой адаптировался с пугающе-поразительной скоростью. Поначалу у нее все же появились опасения по поводу того, сможет ли он хотя бы немного освоиться в совершенно незнакомом ему маггловском мире. Магия была у него в крови, вернее, это его кровь была чистейшей магией, но он лишился возможности использовать ее. Однако часы складывались в дни, дни в недели, а Малфой упрямо отказывался сворачиваться клубком в ближайшем углу и активно приспосабливался ко всему, что окружало его теперь: даже перестал вздрагивать всякий раз, когда поджаренный хлеб выпрыгивает из тостера, и бояться изредка проезжающих мимо дома соседских автомобилей. Хотя наблюдать за тем, как он недоуменно тупит перед наотрез отказывающейся разогревать еду доисторической микроволновкой, было весьма потешно. Между тем его лексикон быстро обогащался новыми маггловскими терминами и, очевидно, больше всех остальных ему понравилось слово «телевизор», потому что Малфой практически целыми днями торчал перед ним, вальяжно, если не царственно, развалившись на диване в гостиной. Гермиону это нисколько не заботило, даже, напротив, в какой-то степени радовало: ей хотелось контактировать с ним как можно меньше, потому что любое взаимодействие было… не-вы-но-си-мым.
— Я щас сдохну от этой е_учей жары!
— И это, по-твоему, омлет, Грейнджер?
— Когда уже можно будет свалить с этой помойки?
— Я сказал, что хочу хлопья, как в телевизоре, а ты что купила, Грейнджер?
— Грейнджер, ты сегодня вообще причесывалась?
— У мамы в комнате до сих пор не убрано, Грейнджер!
— Грейнджер!
— Грейнджер!!
— ГРЕЙНДЖЕР!!!
Она сочувствовала ему, правда. Тайно, но искренне жалела его, исхудавшего и обросшего, отвергнутого целым миром и лишившегося практически всего, что у него когда-либо было: отца, дома, положения, денег, даже магии. Когда Гермиона спустилась вниз на следующий день после их незапланированного «заселения» сюда, Малфои стояли возле дивана, взявшись за руки и плотно прижимаясь друг к другу, обреченно взирая на нее так, будто бы она сию же минуту прогонит их прочь, швыряя камни им вдогонку — такими испуганными, жалкими и обездоленными они выглядели. Что ей еще оставалось делать, кроме как приютить, обогреть и накормить отчаянно нуждающихся в этом беглецов? А вот на все остальное… Она не подписывалась!
Когда ты уже повзрослеешь, Малфой?! Все повзрослели на этой войне… Кроме тебя!
Наглый и взбалмошный слизеринец старательно вел себя так, словно ничего не произошло. Вообще ничего. Словно двух этих последних лет никогда не было. Более того, Малфой ухитрялся выворачивать действительность наизнанку таким образом, будто бы это она была ему должна-обязана, причем все и сразу, а вовсе не наоборот. Ни тени стыда, ни бледного намека на благодарность: он еще ни разу ничего не попросил, а только настойчиво требовал, причем его самоуверенно-резкий тон становился все более властным день ото дня. Не то, чтобы она вообще старалась, конечно же, нет, но… Угодить Малфою хоть в чем-то было попросту невозможно. Хмурое раздражение и озлобленное недовольство — два перманентных расположения духа, в которых он пребывал в порядке нестрогой очередности. Это и все остальное с завидной регулярностью и с нескрываемым черным удовольствием вымещалось на Гермионе, стоило ему едва завидеть ее в шаговой доступности от себя. Например, сегодня утром первостатейный наглец в очередной раз истерически наорал на нее перед уходом уже прямо на пороге по поводу… Чего уж там?.. Ах, да. Он пожаловал с ультимативными никуда-не-пойдешь-требованиями НЕМЕДЛЕННО убрать хлебные крошки с дивана, на что она тут же посоветовала ему прекратить жевать бутерброды перед телевизором.