Да что с ним… такое?..
В сгущающемся воздухе между гриффиндоркой и слизеринцем повисла оглушительно-тихая пауза. Неловкая до нелепости. Непозволительно долгая. Извращенно-неправильная. Каждый из них втайне мечтал оказаться как можно дальше отсюда прямо сейчас, но все же они оба были здесь: она, нервно оглаживающая древко волшебной палочки обеими руками и сосредоточенная на покалывании в своих трясущихся ладонях, и он, так и застывший окаменевшим изваянием в пол-оборота к ней, с болезненно-лихорадочно блуждающими по женской спальне очами в целом и по ее напряженно-вытянувшемуся лицу в частности.
— Что ты делал… делаешь... здесь? — в горле не першило, но Гермиона все же почему-то сдержанно откашлялась, первой нарушая почти что окончательно успокоившуюся тишину. Ее едва ощутимо дрожащий голос был на порядок тише и тусклее, чем обычно. Она никак не могла справиться с горячими волнами вполне понятно откуда взявшегося гадливого омерзения, которые захлестывали все ее скованное тело.
— Да так… Захотелось совершить небольшую экскурсию в прошлое… — спустя еще где-то с полминуты членораздельно ответил блондин, которого, очевидно, начало медленно, но верно «отпускать», в отличие от до сих пор мандражирующей гриффиндорки. Во всяком случае он старательно напускал на себя невинно-беззаботный вид, наклоняясь вниз за упавшей книгой, поднимая ее и с наигранной бережностью отряхивая развалившийся переплет от несуществующей пыли. — Как же давно это было…
— Малфой! Что ты… Что вообще тут творится?! — требовательно переспросила она с куда большим нажимом, чем прежде. Стыдливая ярость скоротечно разливалась по венам с каждым новым поспешным ударом сердца. Это-непонятно-что устроил он, а сконфужена и обескуражена почему-то была она, и от этого становилось все более… Противно. Было настолько противно, что пропуск завтрака этим утром стал настоящим благословением божьим! — Объяснись немедленно, или я…
— Или что, Грейнджер? Снова нажалуешься своему дневнику на мальчика-которого-ненавидишь? — невероятно, но факт: он показательно кривил свои побелевшие губы, растягивая их в узнаваемой издевательской улыбочке. В его приглушенном голосе явственно фальшивила вынужденно-вымученная и донельзя горькая усмешка. Он больше не смотрел на стоявшую в паре метров от него Гермиону, намеренно вперивая цепкий взгляд в розовые страницы, вновь открытые на том же самом месте, где его чтение довольно бесцеремонным образом было прервано в прошлый раз. — А ты задумывалась о том, что сама первая начала? Хоть когда-нибудь?
— О чем это ты? — она и вправду не совсем понимала. Практически ничего из происходящего, кроме того, что Малфой, кажется, всерьез намеревался до самого конца нести любую несусветную околесицу без всякого разбора, хватаясь за нее, как за дырявый спасательный круг в Северно-Ледовитом океане при крушении Титаника, лишь бы не отвечать на уже повторно заданный ею вопрос. Тем не менее вестись на эти полудетские уловки Гермиона не собиралась. — Даже не пытайся заговаривать мне зубы! Я…
— В команде Гриффиндора места никто не покупает, у нас всех берут за талант! — слизеринец вновь грубо оборвал собеседницу на полуслове, на этот раз с деланным высокомерным презрением передразнивая ее писклявым тонким голоском, от которого уши молниеносно заворачивались в трубочки ради самосохранения. Он глумливо изображал Гермиону, наконец, поднявшись с многострадальной кровати и принимая в точности такую же строго-нравоучительную позу, что и гриффиндорка… сколько уж там лет назад?.. — Ты унизила меня при всех, а ведь это был мой первый день в команде!
— Ты заслужил это, потому что постоянно задирал Гарри и Рона! Проходу им обоим не давал! А над беднягой Невиллом сколько раз издевался?! И, насколько мне помнится… — вопреки всему, Малфою-таки удалось воплотить в жизнь злонамеренное. Сама того не желая, Гермиона окончательно распалилась и втянулась в эту бессмысленно-абсурдную дискуссию, пытаясь вести с ним мало-мальски конструктивный диалог. На какие-то короткие мгновения они оба перенеслись в прошлое без всякого маховика времени и снова стали теми же по-своему напуганными, но возмущенно-негодующими детьми, самозабвенно спорящими друг с другом на поле для квиддича. Вот только сейчас игроков противоборствующих команд поблизости не наблюдались: они остались один на один. — …ты в долгу тоже никогда не оставался. Если бы мне давали один кнат за каждое твое оскорбление, то уже к окончанию второго курса я была бы сказочно богата!