Это была очень маленькая, почти что крошечная комнатка. Кажется, детская, потому что изрядная часть интерьера состояла из мягких игрушек, кукол и прочей девчачьей ерунды, причем маггловской. На стенах едва просматривался отвратительный рисунок отстающих и пузырящихся обоев в желтый цветочек, потому как они были обвешаны недвижимыми изображениями каких-то людей. Ну и книги, книги, разумеется! Куда же без них? Целое море книг… Те, что не уместились в двух огромных стеллажах, были старательно складированы на подоконнике, на покосившемся шкафу, прямо на полу — одним словом, везде, где только можно.
Малфой так увлекся созерцанием незнакомой комнаты, что не сразу обратил внимание на девушку, практически неподвижно застывшую на кровати лицом вниз. О том, что в ней все еще теплилась жизнь, свидетельствовало лишь легкое, почти неуловимое подрагивание спины. Грейнджер выглядела, наверное, ничуть не лучше, чем он сам: испачканная и разорванная одежда, грязные и спутанные волосы, натертые до крови от продолжительного бега щиколотки. В зеркало ему смотреть категорически не хотелось, поэтому оставалось лишь делать снисходительные предположения по поводу собственного внешнего вида. Кажется… вчера он наблевал на нее. Да, точно. Причем неоднократно.
Отлично, Малфой. Блеск. Еще один выдающийся пунктик для длинного списка твоих жизненных достижений.
В том, что он является, без всякого преувеличения, главным позором, стыдом и срамом своего древнейшего чистокровного рода, Драко даже не сомневался. В особенности после событий последних месяцев в целом и вчерашних в частности. Он судорожно сглотнул, тем самым оцарапывая сухое горло, и позволил себе на несколько мгновений прикрыть усталые покрасневшие глаза, быстро погружаясь в тяжелые, мучительные и гнетущие воспоминания, которые с высочайшей долей вероятности не перестанут терзать его до самого конца отведенных ему дней…
На этом заседании Визенгамота было невероятно шумно. Слишком. Еще немного, и поднявшийся гул голосов разорвет натянутые барабанные перепонки в растрепанные клочья. Огромное количество сливовых мантий, вызывающих бесконтрольный, безотчетный, почти что первобытный страх, окружало Малфоя со всех сторон. Густой, липкий, тягучий ужас с пугающей стремительностью растекался по всему телу наравне с ценнейшей волшебной кровью. Кажется, что сюда заявились все и сразу. Будто бы весь мир собрался здесь, чтобы осудить его, растоптать, уничтожить, истребить, сжечь, а оставшийся пепел развеять по ветру. Те, кому не хватало сидячих мест, стояли в жутчайшей тесноте, зажимаемые со всех сторон многочисленными соседями. Вездесущие репортеры лезли друг другу на плечи, чтобы не упустить не то, чтобы одного слова, а даже легкого дуновения. Неисчислимых лиц присутствующих было не различить, все они казались размытыми, туманными и смазанными светлыми пятнами на фоне удручающе-зловещих министерских декораций.
— Тишина!.. Кха-кха… В зале… Кха… Я сказал… ТИ-ШИ-НА!!! — резкий визгливый окрик дряхлого Верховного Судьи и гулкий удар о трибуну заставили самоотрешенного Драко ненадолго прийти в себя, еще раз осознать пугающую действительность и попытаться сосредоточиться на происходящем вокруг. На какие-то доли секунды гул утих, а затем возобновился с новой силой. Тем не менее судья продолжал говорить с попеременным успехом, уже не обращая на него никакого внимания:
— …в рамках третьего и заключительного слушания по делу… причастность и пособничество были выявлены еще на этапе предварительного следствия… принимая во внимание все подтвержденные свидетельские показания… так как представители стороны защиты добровольно сложили с себя полномочия еще на прошлом заседании… вынести окончательный приговор Драко Люциусу Малфою… вина была безоговорочно доказана…
«Кто это?.. Я?.. Да, должно быть так», — с отстраненным безразличием размышляет про себя разбитый и сломленный узник, надежно закованный в крепкие и неразрывные магические цепи. Они так глубоко и остро въедаются в бледные широкие запястья, что, наверное, должны причинять нестерпимую боль, но, к сожалению или к счастью, он ее совсем не чувствует. Малфою хочется съежиться, спрятаться, укрыться за собственной тенью, но это невозможно, и поэтому ему лишь остается в абсолютном бессилии и полной растерянности загнанно вертеться на месте, безысходно позвякивая неумолимыми кандалами. На неисчисляемых волшебных снимках беспрестанно запечатлялся заволоченный смертельным испугом и безнадежным отчаянием полоумный взгляд не человека, но смертельно затравленного дикого зверя, который угодил в расставленный для него капкан и точно знает, что самому ему оттуда ни за что и никогда не выбраться. Единственное, что помогает Драко кое-как оставаться в неясном и шатком сознании в этот момент — только его частое и несмелое дыхание. Оно настолько слабое и поверхностное, будто бы даже самый малюсенький вдох может грозить полным разрывом обоих легких, но и его совсем перехватило, стоило ему по случайности увидеть эти глаза среди несметного числа присутствующих здесь очей, воззрившихся прямо на него. Мамины глаза. Обостренное до предела чувство самосохранения Малфоя показалось ему ничтожно малым по сравнению с тем безграничным и необъятным страхом, который вскоре прорвет мягкие карие радужки распахнутых глаз Нарциссы и вот-вот станет материальным, оказавшись вне их пределов.