— Конфринго Максима!..
Убийственно-усиленное боевое заклинание, вкрадчиво произнесенное подозрительно знакомым ей голосом с едва различимо-тихим придыханием, было последним, что сумела неотчетливо расслышать Пэнси перед тем, как ее оглушило и отбросило чудовищно-мощной взрывной волной. Чрезвычайно могущественное проклятие, которым Поттер запульнул в Нагайну во время последней битвы при Хогвартсе, кажется, было послано аккурат в спину Драко, и задело отлетевшую далеко вперед Паркинсон только по касательной. Можно сказать, что ей несказанно-сказочно повезло, так как смертоносное заклятие преумноженно-удесетяренной силы хорошенько ударилось о замороженную землю и мгновенно отрикошетило в предвкушательно застывшую толпу магических оппозиционеров, не успевших понять, что вообще происходит… Но тогда еще ровным счетом ничего не соображающая и напрочь контуженная слизеринка даже не догадывалась о своем блаженно-благословенном везении: она была занята тем, что инстинктивно пыталась приподнять свою разбитую и мнимо-опустошенную от любых мыслей голову, чтобы оглядеться вокруг.
Очевидно, что из-за временной(?) непроницаемо-абсолютной глухоты Пэнси совсем ничего не слышала, а потому перед ее замутненно-заволоченными слезящимися очами представали лишь отдельные беззвучные картинки. В действительности они были похожи на дробящееся заторможенное слайдшоу на стареньком подлагивающем компьютере, но Паркинсон бы никогда не додумалась до такого идеально-подходящего сравнения, так как мало что знала о магглах и изобретаемой ими технике… Она неявственно различала, как отчаянно мечущиеся и беспрестанно бегущие куда-то грязнокровки открывали свои перекошенные неконтролируемо-первобытным ужасом рты, должно быть, выкрикивали какие-то оборонительные и контрзаклинания, но их незащищенные хлипкие тела, будто бы сделанные из самой неприлично-дешевой нестерильной ваты, сметала, разрывала и умерщвляла какая-то поистине неодолимая сверхъестественная сила. Если бы к Пэнси вдруг вернулся по обыкновению главенствующий над всем остальным инстинкт самосохранения, а также жизнеутверждающая способность выстраивать простейшие логические цепочки, то она бы, наверное, небезосновательно заопасалась оказаться раздавленной повсеместно воцарившейся вокруг людской давкой.
Те, кто еще каким-то НЕмерлиновым чудом умудрялся держаться на ногах, не видели, с кем именно сражаются, а потому были вынуждены панически-слепо швыряться бесполезными чарами и толкаться в практически непроницаемой темноте, вызванной, должно быть, злокозненно подброшенным в воздух перуанским порошком мгновенной тьмы. Пэнси фактически неосознанно, но все же узнала его по специфически-едкому «аромату» серы, так как на шестом курсе обучения Малфой подослал ее во «Всевозможные Волшебные Вредилки» рыжих близнецов Уизли, чтобы она скупила у них все остатки этого редчайшего волшебного средства. К сожалению, то были далеко не все запахи, слабо доносящиеся до притупленно-нечувствительного обоняния Паркинсон: машинально морщащиеся ноздри улавливали тяжелейше-густой тошнотворный смрад гари и свежеопаленного человеческого мяса. Непонятно откуда взявшийся угольно-черный магический огонь, прямо на ее полуослепнувших глазах сформировал непроходимо-плотное душегубное кольцо и начал стремительно сужаться, с каждой новой секундой существенно уменьшая внутреннюю площадь этого порочно-смертельного круга…
Пэнси крайне неожиданно для самой себя поняла, что вроде бы вновь чувствует свои полоумно цепляющиеся за размякающую грязь руки, а потому рефлекторно предприняла малоуспешную попытку отползти подальше от всего этого кромешного изуверского ада. Онемело-скрюченные кисти практически не слушались, но на этот раз она была готова проявить доселе невиданное-твердое и совсем не свойственное ей упорство, потому что тот, кто делал все это… Паркинсон не имела никакого понятия о том, сколько их было, один или несколько, да и это, в сущности, было не важно, ибо творящееся никак иначе, кроме как «живодерское истребление» или «тотальная зачистка» назвать было нельзя. Он, она, они или даже оно… Заявилось сюда только для того, чтобы безжалостно-беспощадно уничтожить всех тех, кто оказался на этой злосчастной лесной поляне в теперь уже отнюдь не тихий (разве что, исключительно для все еще глухой Пэнси) час. В отличие от практически лишенного всякой ясности рассудка Паркинсон, ее пострадавшее тело умирать точно не собиралась, а потому продолжало стоически-упрямо спасаться бегством, вернее, ползком. Задыхающаяся от клубящегося разъедающе-ядовитого дыма и безостановочно выкашливающая сажу из собственных схлопывающихся легких, слизеринка почти неутомимо ползла по чьим-то бездыханно-безымянным горящим трупам, периодически натыкаясь на отдельные конечности, оторванные от тел всесокрушающими магическими импульсами массового поражения.