— Тебе не больно?..
Она разузнала его так хорошо. Изучила досконально-тщательно, разобрала по пунктикам до болтиков и винтиков во всех мельчайших подробностях… В связи с чем все это любовно-заботливое и внимательно-ласковое отношение уже давно должно было слететь с него, как серпантинная мишура с прошлогодней елки. Это ведь… Ведь… Ошибочно показалось ей той самой укороченной прелюдией, от которой она, дабы прекратить откладывать неминуемо-неизбежное, отказалась изначально. Сиюминутным обманчивым затишьем перед ярой, буйной, мятежной бурей, которая не заставит себя долго ждать и начнется сразу же после того, как вся непреодолимая мощь развращенно-извращенных и распутно-низменных инстинктов все-таки возобладает над ним. В ее субъективно-объективном понимании, он должен был взять ее настолько первобытно-одичало, садистки-жестоко и по-варварски грубо, что это можно будет окрестить только «скотски-ублюдским сношением», тогда как ее многострадальная промежность моментально превратится в…
— Какая узенькая… Так ох_ительно тесно… Слишком приятно… Моя девочка…
Вопреки всем ее ожиданиям, он двигался очень м-е-д-л-е-н-н-о, едва-едва покачивая и подаваясь бедрами вперед-назад, вперед-назад, вперед-назад с такой незначительной амплитудой, что, даже будь ее осязательные рецепторы и нервные окончания в полном порядке, она бы, наверное… Все равно бы прочувствовала. В полной мере. Каждое его деликатно-аккуратное и мягко-чуткое непрекращающееся движение внутри себя, пока он что-то лихорадочно-неразборчиво бормотал, всхлипывал и мычал под свой шмыгающий аристократически-правильный нос, тогда как зачарованно-обвороженные немигающие квазары неотрывно взирали на место воссоединения, слияния и сплочения их бренных тел в одно-единое целое. Она же предпочла не всматриваться в то, что там творилось, но, судя по ликующе-блаженствующему выражению его пылко разрумянившегося лица, это было нечто сродни заветно-сакральной святости. Перед отъявленно-отпетым чистокровным грешником все-таки разверзлись врата его единоличного райского ада, и он входил в них снова и снова, отныне и навеки утопая, теряясь и растворяясь в этом сладострастно-истомном наслаждении, и, кажется, вовсе не замечая свежекрасную грязную кровь, обагрившую его светлый лобок.
Такая пустяково-третьестепенная мелочь, как эти засыхающе-загустевающие пятна не могли помешать или воспрепятствовать его безусловному, беспредельному, всеобъемлющему… счастью. Ей уже доводилось подмечать эти смутные отблески, неясные отголоски и нечеткие отпечатки прежде, а теперь его попросту невозможно было спутать с чем-либо другим. Драко, смертельно отравленный черной ненавистью, безжалостной злобой и желчью цинизма, был так неизъяснимо, неописуемо, невыразимо… самозабвенно счастлив, что… К нему неодолимо хотелось прикасаться. Она даже отстраненно завидовала, ведь ему требовалось так ничтожно мало: быть в ней. И все. Всего-то!.. Это казалось уморительно-комичным и до смешного абсурдным, но от самого осознания и признания того, что она способна осуществлять и воплощать без-разницы-чьи неисполнимые мечты и оправдывать сокровенные надежды, ей как-то даже… Не захотелось жить, конечно же, нет, но… перспектива возможного суицида вдруг стала куда менее привлекательной.
— Тол-л-ько… н-н-н-е… отворачивайся… от… м-м-м-меня!..
Малфой, на удивление, продолжал воспринимать и сознавать ее присутствие здесь, растленно-распластанной на полу под ним, даже несмотря на то, что до сих пор она вроде бы ни разу не шевельнулась и не издала ни единого звука. На протяжении всего этого ужасно-прекрасного действа Гермиона никак не могла наглядеться на него, снова, как тогда, в туалете плаксы Миртл, силясь запечатлеть, сохранить и увековечить в собственной зрительной памяти эту блаженно-благоденствующую улыбку, из-за которой бурляще-пузырящаяся слюна беспрерывно стекала с уголка его распахнутого рта и белым пенящимся ручейком устремлялась к покрытому миллиметровой щетиной подбородку, но… когда широкая, животрепещущая и, скорее всего, влажная от кипящего соленого пота мужская ладонь совершенно неожиданно вплелась и вросла в ее одеревенело-окоченелую кисть с даже близко неизвестно какой силой, рассредоточенно-отчужденное внимание Старосты Девочек против воли переключилось на малфоевское предплечье… Темная Метка! В последний раз она видела ее еще летом, которое уже сейчас можно было назвать «прошлым». Тогда это производило на нее хоть какое-то впечатление, не то, что сейчас… Не более, чем вздорно-ерундовый оттиск былых времен, на который ей было наплевать с Астрономической Башни еще много-много дней тому назад. Она лишь безучастно отметила, что волосы на перманентной магической отметине Волан-де-Морта, которой он самолично клеймил левые руки наиболее приближенных Пожирателей Смерти, не росли. Натянутая кожа вокруг извивающейся аспидной змеи, выползающей из полого черепа, выделялась нездорово-обескровленной бледностью, а наличие многочисленных блекло-выпуклых затянувшихся шрамов явственно указывало на то, что ее когда-то пытались вывести, причем с особо-рьяным усердием и далеко не единожды…