Женщина в деловом костюме, что сидела в углу, – в свободное время девочка по вызову. Мужчина в кожаном пиджаке – гробовщик. Он сочинял про каждого, кто нас окружал, включая добродушного бармена, которого охарактеризовал «мармулька-фермер на пенсии».
– Мармульки-мармеладки делаются не на ферме. – Я наклонилась к нему и коснулась галстука. На первый взгляд в узоре его галстука не было ничего особенного – точки и крестики, которые изображают на сотнях других мужских галстуков. При ближайшем же рассмотрении оказалось, что точки и крестики были крошечными черепами и скрещенными костями.
– Нет? – Он, казалось, был разочарован тем, что я ему не подыграла.
– Нет. – Я дернула его за галстук и заглянула в сине-зеленые глаза, которые вместе с улыбкой преобразили его лицо. – Мармульки-мармеладки – дички. Их собирают только на воле.
Он захохотал, запрокинув голову. Я позавидовала тому, как легко и непринужденно он поддался желанию рассмеяться. Я бы не решилась на такое из боязни, что на меня уставятся окружающие.
– А ты?… – наконец сказал он. Его взгляд пригвоздил меня к месту. – Кто ты?
– Браконьер – собиратель мармулек, – прошептала я онемевшими от виски губами.
Он поднял руку и легонько дернул меня за прядь волос, выбившуюся из моей длинной французской косы.
– Но ты не кажешься такой уж опасной.
Мы посмотрели друг на друга – два незнакомца, и улыбнулись одной улыбкой на двоих. Я подумала, как давно этого не делала.
– Не хочешь проводить меня до дома?
Он захотел.
Он не занялся со мной любовью в ту ночь. Я удивилась, когда он даже не захотел меня трахнуть. Он даже меня не поцеловал, хотя я медлила, открывая дверь, смеясь и болтая, прежде чем пожелать ему спокойной ночи.
Он не спросил, как меня зовут. Не попросил даже телефончика. Просто оставил меня, покачивающуюся от виски, на пороге дома. Я смотрела, как он идет по улице, позвякивая в кармане мелочью. Я зашла, когда его поглотила темнота между двумя уличными фонарями.
Я думала о нем, стоя под душем на следующий день, смывая запах дыма с волос. Я думала о нем, когда брила ноги, подмышки, темные вьющиеся волосы между ног. Когда чистила зубы, я взглянула на свое отражение в зеркале и попыталась представить, что он увидел, заглянув в мои глаза.
Голубые, с белыми и золотистыми крапинками, заметными при ближайшем рассмотрении, за которые мне отвешивали комплименты многие мужчины. Возможно, говорить женщине, что у нее красивые глаза, – самый действенный способ узнать, насколько им позволено продвинуться дальше, например положить руку на бедро. Он ничего про них не сказал. Вообще-то он не отвесил мне ни одного комплимента, не считая того, как я пью виски.
Мои мысли крутились вокруг него, когда я собиралась на работу. Простенькие белые трусики – удобные в ношении, приятные на ощупь. Под цвет им лифчик, намек на кружева, достаточный, чтобы приукрасить его, но главным образом направленный на то, чтобы поддерживать грудь, а не привлекать к ней внимание. Черная юбка чуть выше колен. Белая блузка с пуговицами. Черный и белый – чтобы, как всегда, сузить выбор, а еще потому, что строгая простота сочетания черного и белого меня успокаивает.
Я думала о нем в поездке на работу. Наушники – щит современности – помогали дистанцироваться от разговоров других людей. Поездка длилась как обычно – отняла времени ни больше ни меньше. Я, как обычно, считала остановки и улыбнулась водителю той же самой улыбкой.
– Доброго вам дня, мисс Каванаг.
– Спасибо, Билл.
Я поднималась по бетонным ступенькам к месту своей работы и думала про незнакомца. В дверь здания я вошла ровно за пять минут до того, как мне надлежало быть на месте.
– Что-то поздновато сегодня, – обронил охранник Харви Виллард. – Задержались на целую минуту.
– Вини автобус, – сообщила я ему с ухмылкой, зная, что он непременно покраснеет, хотя вина лежала вовсе не на Билле, а на мне самой – шла медленнее, чем обычно.
Я поднялась на лифте, прошла коридор, вошла в дверь, направилась к своему столу. Все было по-прежнему, но вместе с тем как будто иначе. Даже колонки цифр передо мной не могли отвлечь мои мысль от загадки, которую задал мне вчерашний компаньон.
Я не знала его имени. Не сказала ему свое. Я-то думала, что все будет просто – двое встретились и удовлетворили каждый свою, но общую для обоих потребность. Неоригинальное, легонькое такое ухаживание – такое, для которого знать имена друг друга – уже излишество.