- Хорошо. Мы могли бы устроить двойное свидание, но со вторым может возникнуть проблема. И вообще, я хотел поговорить с тобой по этому поводу.
Эл приподнял бровь.
- Он что-то имеет против барбекю? Патио? Если он вегетарианец или что-то в этом роде, мы можем с этим согласиться.
- Нет, - Денвер поморщился и оглядел помещение, чтобы убедиться, что они одни. - Дело в том, что он забавно относится к тому, чтобы прийти ко мне домой. А я не могу пойти к нему. Вообще.
- Что за чертовщина? - потребовал ответа Эл.
Денвер поднял руку.
- Нет. Не так. Я чувствую, что за этим кроется что-то еще. Я изо всех сил стараюсь не поднимать эту тему, но вчера вечером я как бы невзначай предложил поужинать у меня дома, думая, что мы могли бы съесть какой-нибудь вкусный десерт прямо на диване, и можно подумать, что я пригласил его поехать в зону боевых действий. И в этом все дело. Как будто это его пугает.
- И это не секс?
- Блядь, нет. - Денверу стало тяжело думать обо всех тех креативных местах, где они занимались сексом. - В этом есть что-то из-за моего дома. Или из-за его дома. - Он замолчал, ненавидя, что ему приходится говорить об этом вслух, рассказывать Элу о делах Адама, но ему нужен был совет. - Я думаю, с ним что-то случилось. Я думаю, что кто-то надругался над ним или сильно напугал его. Потому что речь идет о том, чтобы побыть наедине со мной в квартире. Я так же не думаю, что это из-за меня. Я думаю, что это из-за парней, с которыми он встречался, и точка.
- Ты сказал, что у него был другой парень, бывший, который сводил тебя с ума.
- Да, и я думаю, что он может быть частью проблемы. Хотя, клянусь, все гораздо серьезнее. Но я знаю, что что-то происходит. Я не могу понять, как это обойти. Я не хочу поднимать этот вопрос и расстраивать его. Но я могу сказать, и это главное, что мы не ходим друг к другу в гости, и это расстраивает его, потому что он думает, что это расстроит меня. Что, черт возьми, мне делать, Эл?
Эл прислонился к сушилкам и задумался.
- Это непросто. Тебе, наверное, нужно позволить ему поднять этот вопрос. Однако ничто не говорит о том, что ты не можешь заложить основу. Убедись, что он услышит от тебя слова понимания или что-то в этом роде.
- Я пытался.
- Это может занять некоторое время.
- Да. - Денвер высыпал порошок в стиральную машину, включил ее и стал смотреть, как вода за дверцей льется на одежду. То, о чем он думал целую неделю, крутилось у него в голове, как одежда, лежащая перед ним, пока, наконец, не сорвалось с его губ. - Я подумал, может быть, ему будет легче, если я расскажу ему кое-что о себе.
Эл помолчал, прежде чем заговорить осторожно и небрежно.
- Ты имеешь в виду, что-то щекотливое?
Денвер засунул большие пальцы в петли ремня, не сводя глаз с аппарата.
- Что-то во мне напоминает то, что, как я думаю, произошло с ним.
Признание повисло в воздухе, тяжелое и неловкое. Они с Эл были приятелями. Они не говорили об этом. Они перебрасывались друг с другом дерьмом и использовали друг друга, чтобы избежать таких вещей, как ответственность и реальность. Даже сейчас, когда Эл по-взрослому встречался, они по-прежнему были спасением друг для друга. Это простое заявление прозвучало как нарушение некоего негласного соглашения о том, что они будут вести себя непринужденно.
Денвер очень надеялся, что все обойдется.
- Я думаю, - сказал Эл после долгого молчания, и от его обычного сарказма не осталось и следа, - это, возможно, неплохая идея. Но тебе следует делать это только в том случае, если ты чувствуешь, что это поможет и тебе. Нет ничего хуже, чем быть к чему-то не готовым и делать это для кого-то другого по неправильным причинам.
Денвер не удержался и бросил взгляд на руки Эла, ища вездесущие никотиновые пластыри.
Эл рассмеялся, но это было почти грустно.
- И потом, иногда случаются вещи, к которым мы никогда не будем готовы, но все равно делаем, потому что они важны для людей, которых мы любим.
Тоже смеясь, Денвер отлепился от машинки и кивнул в сторону скамеек.
- Давайте же. Я хочу услышать, как прошел экзамен у Пола и как вы его отпраздновали.
- Ты же знаешь, я не умею целоваться и рассказывать, - ответил Эл.
- Если ты это сделаешь, я расскажу тебе, что я сделал с Адамом за магазином мороженого.
На этот раз обе брови Эла поползли вверх.
- Договорились.
АДАМ схватился за кружку со слишком горячим чаем, чувствуя, как обжигает ладони.
- Я должен ему сказать. - Ему не нужно было поднимать голову, чтобы увидеть, как Луиза нахмурилась. Он и так все слышал.
- Я думала, мы это уже обсуждали. Несколько раз.
- Знаю. Но я действительно должен ему сказать.
- Почему? По крайней мере, почему ты должен говорить ему так, что это тебя так расстраивает? - Луиза постучала покрытыми лаком ногтями по своей кружке с латте. - ОКР - это часть тебя, Адам. Это не все, что ты собой представляешь, но это часть тебя. Пусть это естественно войдет в разговор.
- Не получится, потому что я не могу смириться со всей этой историей с чужими домами. Я ненавижу это. Вчера я поклялся на все сто, что поеду с ним к нему домой, что я все расскажу, что я приму это всерьез, потому что это глупо, и я не должен позволять чему-то подобному управлять моей жизнью. Я обсудил это со своим психотерапевтом, исключив публичный секс. Она уговаривает меня не торопиться. - Луиза подняла руку в жесте видишь?, но Адам просто отмахнулся. - Никто из вас не понимает. Если я не исправлю это, я потеряю его. Я это чувствую. Ой! - пожаловался он, когда Луиза сильно ударила его по лбу.
- Адам Эллери, я думала, ты умнее этого. Ты прекрасно знаешь, что это говорит твоя тревога, которая пытается убедить тебя, что под твоей кроватью прячется монстр.
- Но он есть. - Теперь Адам начал волноваться. - Никто этого не понимает. Моя тревога? Это не всегда так. Мой первый хороший психотерапевт в старших классах сказал мне, что тревожный мозг - это обычное явление, потому что люди, у которых он есть, умеют выживать. Пещерные люди, которые беспокоились о том, откуда последует следующая атака, обычно оказывались правы, потому что атака была. Моя самая большая проблема в том, что проблем нет, поэтому я их придумываю. Хотя иногда мне и не нужно этого делать. Иногда я прав. Это как раз тот случай. - Луиза скрестила руки на груди, и он вздохнул. - Ладно. Возможно, это не так страшно, как я боюсь. Но пришло время признаться. Я чувствую это.
Луиза немного расслабилась.
- Если он тебе подходит, ты же знаешь, что он не будет против.
Адам повернул свою чашку ровно на девяносто градусов вправо, затем влево, затем снова вправо.
- Знаешь, я даже не думаю, что больше расстраивает меня. Я думаю, это то, что я говорил себе, что я боюсь, что он меня бросит. Правда? Я ненавижу то, что мне вообще приходится это делать. Я ненавижу то, что я такой, какой есть. Я ненавижу то, что мое беспокойство о том, кто в чьем доме, может контролировать меня. Я ненавижу то, что в большинстве случаев моя тревога и мое ОКР побеждают. И прежде чем ты скажешь мне, что я могу поработать над этим, сделать это лучше, я знаю. Я прошел долгий путь после того, как потерпел крушение в старшей школе, когда был ребенком, из-за которого всей моей семье пришлось переехать. За исключением того, что иногда трудно быть тем, кто всегда так усердно работает. - Он вздохнул. - Я знаю, что у каждого есть свои трудности. Я сижу здесь и жалуюсь трансгендерной женщине. Это просто... - Не в силах выразить словами свое разочарование, он выдохся.
Луиза схватила его за руку и сжала ее с твердостью, которая придала ему уверенности. Он поднял на нее глаза и увидел в них не осуждение, не жалость, а только глубокое, страстное сочувствие.
- Иногда, - сказала она своим красивым тихим голосом, - быть тем, кому приходится очень усердно работать, чтобы хотя бы приблизиться к тому, что для всех остальных дается без усилий, действительно паршиво. Ты это хотел сказать?
Это сосредоточенное чувство расширялось, корни его переживаний переплетались с ее собственными.