— Вы хоть понимаете, как отрицательно ваша работа сказывается на вашей семье? — осведомился прикрепленный консультант, скрестив руки на груди и сидя на моем диване, засранец.
— Моя работа обеспечивает им еду, — заметил я. — И крышу над головой. И диван под вашим задом.
— Но известно ли вам, насколько она их задевает?
Не знаю, имел ли он в виду нечто, поддающееся количественной оценке, но парни из отдела по возврату биокредитов привыкли иметь дело с конкретикой, а не с абстракциями. Конкретный дом, осязаемый орган, а все остальное — не наша забота.
— Нет, — ответил я. — Не знаю. Можете назвать точную цифру?
От этого он сразу заткнулся, к моему облегчению. Может, у него и есть диплом мозго…, но в высшей математике он пустое место.
Достигнув удовлетворительного для обеих сторон финала, мы с Бет все-таки поболтали. Это я не удержался.
— Тебе было хорошо? — спросил я, желая услышать оценку, а не напрашиваясь на комплименты.
— Мм-м-м… Замечательно. Но ты вовсе не обязан…
— Я сам этого хотел.
Бет улыбнулась и притянула меня к себе:
— Джонни обычно этого не делают. Просто двигаются туда-обратно, пока не кончат.
— Это потому что я не Джонни, — сострил я, и Бет была настолько снисходительна, что хихикнула. — Ты вообще тусуешься потом с клиентами?
— Только с самыми красивыми, — ответила она, и я раздулся от гордости еще больше. Тот факт, что я заплатил ей за время, как-то улетучился из головы, и я воспринимал все ее слова как откровенные признания случайной любовницы.
— Я в морской пехоте, — сказал я, решив, что Бет должна знать.
Она пожала плечами и призналась:
— Я могла догадаться. Но немного увлеклась процессом… — Вдруг она схватила мою руку и сильно сжала… — Так, кажется, вторая волна на подходе, — проскулила Бет, перекатилась в мои объятия и принялась тереться лобком о мое бедро, тихо постанывая. Это была одна из самых завораживающих картин, какие мне доводилось видеть в своей жизни. Смотрел бы и смотрел целыми днями.
Час спустя, когда мы позанимались любовью еще два раза, а в коридоре уже томилась очередь, Бет взяла с меня деньги как за один заход. Я не мог поверить своей удаче: уже планировал сыграть по-крупному — на базе мы каждую неделю резались в кости — и покрыть расходы на рандеву, но теперь мог приберечь наличные до другого раза.
— Может, в следующие выходные… — начал я, но Бет, уже поправлявшая постель для следующего клиента, покачала головой:
— В следующие не получится. В городе пройдет съезд, я буду работать в отелях.
— О, — осекся я, с удивлением ощутив растущий гнев при мысли, что Бет спит с другими мужчинами. В какой-то момент нашего сексуального единения некий вирус ревности проник в мой организм, рассеяв споры в мозгу. Что мне СПИД и сифон — я уже чувствовал, как меня пожирает новая смертельная болезнь. Не иначе провидение советовало мне похерить надежду на будущие отношения там же и тогда же — мои ревнивые позывы, какими бы ханжескими они ни были, убивали малейший шанс на то, что у нас что-то получится. Но интуиция шептала свои подсказки едва слышно — нет бы рявкнуть на ухо, когда нужно.
— Но через выходные я свободна, — сказала Бет, чмокнув меня в щеку. Это оказалось приятнее, чем все тантрические позы, которые мы перепробовали за последний час.
Вот так и закончился наш первый день знакомства — я ушел, унося на щеке поцелуй, а Бет проводила меня до дверей. Все как у людей.
Курс боевой подготовки продолжался — бесконечная череда бесчисленных повторений, которые, по заверению сержанта-инструктора, незаменимы для спасения наших тощих шкур. Я так и не понял, зачем балансировать над ямой с водой, если мы вроде как будем бить врага в пустыне, но после трех нарядов вне очереди научился держать рот на замке.
В Сан-Диего наведывался раза два в месяц — чаще увольнительную на двое суток вымутить не удавалось. Я брал массу дополнительных нарядов — патрулирование, уборку, бумажную работу, чтобы освободить выходные. Вскоре я спохватился, что сплю всего три часа в сутки. Зато мы с Бет отлично проводили время — в основном уединившись в дальней комнате массажного салона и испытывая кровать на прочность, с перерывами на вылазки в разнообразные ночные кабаки. Бет достаточно хорошо понимала мои чувства, чтобы благоразумно освобождать выходные от работы, и всего однажды нам пришлось лететь из бара как угорелым, потому что она забыла о назначенной встрече с клиентом и не могла отменить свидание. Я ждал в коридоре, слушая, как скрипят пружины матраса. Это продолжалось час и шесть минут.
В последние недели курса боевой подготовки основной упор сместился на практику и тактику. Мы участвовали в учебных военных маневрах, или операциях, называйте как хотите. Наши плацы превратились в великие равнины фальшивого огня условного противника, захламленные макетами танков, бутафорскими зданиями и ненастоящими снайперскими гнездами, стрелявшими в настоящих солдат, корчившихся от подлинной боли — применялись низкоскоростные резиновые пули, вонючие, как сволочь. Один парень из роты Е потерял глаз, когда протирал запотевшие защитные очки.
В последний день — зря нам сказали, что это наши заключительные двадцать четыре часа начальной подготовки, — мы решили оттянуться на всю катушку. «Красные» рулят, хо!
Мы устроили рейд в форт «синих» — я и Гарольд Хенненсон, — по ходу дела обезвредив трех снайперов. Уложились в три часа — два часа двадцать пять минут выматывающего душу ожидания и полчаса переизбытка адреналина. Подробности: мы обстреляли хлипкий оштукатуренный фасад патронами с красной краской, размазали ее по своим лбам и, окончательно разойдясь, запечатлели там собственные фамилии, испуская наихудшие в истории войн боевые кличи. Мы взяли пленных, заложников, связали их веревками, представив, будто это широкие полосы коры эвкалиптов, и подвергли задержанных допросу, выспрашивая личные номера, имена женщин, с которыми они спали, и точные адреса последних. Мы были королевскими ВВС, пехотинцами США, бригадой желтых лент — в общем, всеми славными вояками из старых фильмов о войне. Мы были пирующими монголами. Мы были победителями.
Инструкторы пришли в ярость. Каждый из нас получил по два часа нотаций, угроз, отжиманий, ограничений во сне и еде и сто часов нарядов на кухне и уборки казарм и территории. Разумеется, за этими занятиями мы и минуты не провели — отправка с базы состоялась на следующий день.
За неделю до того, как командование корпуса морской пехоты отправило наш батальон греться на белом солнышке пустыни, мы с Бет сочетались браком. Я бы не назвал обряд волшебной сказкой — разве что в духе братьев Гримм, — но все прошло очень мило. Полупьяный пастор, которого оторвали от кружки в баре у дома Бет, Джейк Фрейволд в качестве свидетеля и до кучи Гарольд Хенненсон, драивший унитазы своей зубной щеткой — не по принуждению, но из-за фанатичного стремления к порядку, — скрепили своими подписями три экземпляра свидетельства о браке.
В отличие от Гарольда Хенненсона Джейк Фрейволд прошел всю войну и остался жив. Как и я, он вернулся в Америку, не зная, куда себя деть, без ясной цели, без образования, позволявшего выжить на рынке труда, уже тогда предъявлявшем баснословно высокие квалификационные требования — программистов выставляли за дверь вместе с утренним мусором, если они не успевали освоить последнюю версию С-Трипл-Плюс быстрее, чем их коллеги. Как и я, Джейк тоже прибег к единственному занятию, неизменно поддерживавшему его в трудные времена: армейская жизнь научила нас спасать свою шкуру.
Мы могли убивать людей, не парясь по этому поводу.
Но на венчании мы, естественно, ничего об этом не знали. Гарольд был жив, а мы с Джейком являлись всего лишь молодыми болванами, спешившими закончить дело перед тем, как прыгнуть в люк транспортного самолета, курс которого лежал в сердце тьмы.