– Это не про меня.
Тот покачал головой.
– Господи боже… оденься ты уже в конце концов!
– Не будь неженкой, – Ди нацепила на себя черную футболку и шорты. – И кому ты пойдёшь жаловаться, ми-лы-й? Дядюшке Соколу или Папочке Маккормаку? И что ты им скажешь?
– Что я надрал тебе зад!
Девушка подошла, наклонилась и шепнула ему на ушко:
– А я им отвечу, что мне это даже понравилось.
Тот махнул свободной рукой.
– Уйди от меня.
– Ладно-ладно, ковбой. Оделась я.
Ди упала обратно на кровать и подложила подушку под голову. Моргунов поднялся и качая головой направился в ванну.
– Пойду, повязку сменю.
Ди же улыбнувшись ему напоследок, закрыла глаза и решила немного отдохнуть. Ничего так не помогает иногда, как хороший дневной сон…
Тем временем...
Окрестности Москвы.
В день похорон, стояла ужасная погода.
Шёл дождь, на улице прохладно, несмотря на день, но небо затянули пунцовые тучи извергавшие из себя ледяной поток вниз.
Николай оказался одним из первых, кто бросил горсть земли на гроб своего друга.
Он всё шутил с ним, учитывая их образ жизни, что они могут не вернуться домой. Вот только реальность была куда суровее. Не вернулся только Лев.
Его тело доставили несколько дней назад, всё подстроили так, будто он погиб в уличной перестрелке, оказался между двух огней.
Тело доставили в морг, на опознание и сообщили его жене. Алиса была убита горем, когда увидела хладное тело своего мужа. Всё в ранениях.
Девушка подтвердила, что это он. Сейчас на похоронах больше всех рыдала именно она. Её обвинительный взгляд для Николая, ощущался хуже любых ножей впивавшихся в кожу по молодости.
Он быстро ретировался и ожидал под зонтом в стороне, пока Мария успокаивала её вместе с остальными родственниками.
У них так и не было детей, но родители Льва относились к Алисе как к дочери. А теперь, когда их единственного сына не стало, общее горе сплотило их. И больше всего убивало Николая их взгляды. Обвиняющие, осуждающие. Они буквально кричали:
«Это ты его убил! Ты! Убийца! Убийца! Убийца!»
Как будто ему легче. Для него, Лев, был не просто другом. Он был его лучшим другом, с которым он прошёл огонь и воду. И если это испытание, многие могли пройти, то испытание медными трубами, могли пройти не все. А Лев был таким человеком. Верный, преданный своему делу, исполнительный. Но при этом он всегда мог пошутить, дать леща или с просто выпить пива и посмеяться от души. Он был целым миром.
А теперь его нет. Больше не пошутит, не протянет бутылку холодного пива, с ним не посидишь, не поболтаешь, он не приедет на выходные повидать крестницу. Его больше нет.
Когда Николай впервые увидел его труп, он впал в ступор. От ужаса и осознания, что Льва убили. Из-за ран его похоронили сразу в закрытом гробу, даже не дав толком родственникам с ним попрощаться.
Николаю чертовски захотелось закурить. Причём сразу выкурить всю пачку сигарет и ему было всё равно, что на это скажет Мария.
Мужчина достал из кармана кулон, что носил Лев. В нём находилась фотография Алисы, но не только её. Он даже не знал, что его друг хранит их старую армейскую фотографию, где они стояли вместе со всеми пацанами из его бригады.
Никого больше не осталось.
Он закрыл кулон и убрал в карман. Фотографию Алисы он отдал ей и сказал, что Лев всегда хранил её под сердцем. Конечно, это не вернёт ей мужа, но ей хотя ей стало чуть легче, от мысли, что он любил её до самого конца. Покрайне мере, ему самому хотелось в это верить.
Некоторые поглядывая на него и перешёптывались.
«Не проронил и слезинки».
«Был его лучшим другом. Крёстным его детей».
Да нет, Николай как раз больше всех и плакал над Львом.
Когда того привезли он сидел, не знал что делать, а потом целый час рыдал. Казалось, глава крупнейшей компании, человек прошедший армию, улицу, повидавший многое в своей жизни, но с собой ничего не мог поделать.
Сейчас, всё что он чувствовал, только неисчерпаемую пустоту. И холодную как этот дождь – ненависть.
От мрачных мыслей его отвлёк помощник.
– Сэр?
– А? Случилось, что-то важное?
– Вас просят к телефону, – и протянул мобильник, – и просит он.
Николай взял и отошёл недалеко в сторону, подальше от лишних ушей. Даже в этот момент ему казалось, что осуждающие взгляды преследовали и сверлили ему в спину. Били словно клинки.
– Николай, слушаю.
– Доброго дня вам, мистер Севастьянов. Соболезную об утрате.