В 1925 году норвежцы решили укрепить позицию. Они объявили Шпицберген и окружающие его острова Белый, Земля Короля Карла, Надежды, Медвежий, а также множество более мелких островов собственными владениями и возвратили архипелагу имя Свальбард — Холодный край, или Страна с холодными берегами. Так его прозвали древние викинги, которые, как полагают некоторые норвежские историки, на веслах и под парусом, на драккарах и кноррах первыми прокладывали дороги в Полярном океане к берегам Шпицбергена и Новой Земли.
На что наши соотечественники деликатно замечают: когда драккары с пурпурными парусами пристали к берегам Холодного края, здесь давно покачивалась на волнах яйцевидная деревянная скорлупка поморского коча. А ихний Свальбард морепроходцы из Новгорода и с верховий Волги, из Холмогоров, Мезени, Кеми уже окрестили Батюшкой Грумантом и до поры до времени полагали его частью Гренландии.
Как бы то ни было, участники Парижского договора не поняли, зачем архипелагу еще одно имя, неважно, Свальбард или Грумант, и дружно — включая нашу страну, которая присоседилась к честной компании в 1935 году, — зовут архипелаг Шпицберген, ведут научные исследования, хозяйственную деятельность и запросто могут сюда наведываться без виз.
Мы, русские, тоже вольны приехать, когда захотим!
Но это сопряжено с огромными трудностями.
Когда я сообщила нашей тете Лиле, куда я уплываю, она мне так и сказала:
— Ты, Маринка, авантюристка! Никто из нормальных людей никогда не поедет туда в здравом уме и твердой памяти.
По разным причинам.
Первая: от нас до Шпицбергена — как в стихотворении Хармса: не допрыгать, ни руками, ни ногами, не доплыть, не долететь!
Мы мчались на метро, на поезде, летели на трех самолетах, по нескольку раз в один и тот же самолет вносили чемоданы, а потом выносили, показывали паспорта с шенгенской визой на всех таможнях. Порой дважды, поскольку Леня с московским драматургом Михаилом Дурненковым в аэропорту Осло, отправившись покупать непромокаемые перчатки, случайно оказались за пределом зоны вылета. Им пришлось дать огромного кругаля, а потом снова отстоять очередь перед рамками миноискателя и снимать пояса и обувь, серьезно опасаясь, как бы норвежцы на контроле не заподозрили, что двое русских парней находят в этом процессе какое-то утонченное, никому не доступное удовольствие.
Второе: невозможно приехать в Лонгиербюен просто так, с кем-то познакомиться поближе, ночь напролет гулять, слушать крики кайр, выйти к морю, камешки побросать. Через полчаса ты этот городок исходил вдоль и поперек. Даже для того, чтобы окончательно отрешиться от мира и достичь просветления, это не совсем подходящее местечко.
Либо тебе придется двинуть на Северный полюс, либо отправиться составлять карту Шпицбергена, исследовать фьорды, мерить температуру воды в разное время суток, запускать зонды, изучать гнездование арктических птиц, добывать, я не знаю, уголь в заброшенных шахтах Баренцбурга… Если ты здесь по путевке, в сплоченном коллективе, садись на корабль и плыви, обозревай окрестности.
Должна быть цель у тебя. А так там нечего делать — только запить.
Естественно, многие из нас терялись в догадках — какова цель экспедиции «Саре Farewell»? В чем заключаются наши права и обязанности? Это ведь не простой вояж! Радушное приглашение в Арктику, трехразовое питание, койку надо будет как-то отработать. Но: ни контрактов, ни договоренностей. Что это — подарок небес? Творческий союз?
Леня — ясно, он осветит Арктику светом личной Луны. А остальные?
Михаил Дурненков гордо отказался строчить для британской радиостанции ВВС ежедневные отчеты на английском, сославшись на то, что не в совершенстве владеет языком. Однако столковались на документальной пьесе про наше мореплавание.
— Разумеется, — рассуждал Миша, — как я могу написать о глобальном потеплении в Арктике, чтобы это соединилось с моей жизнью? Только поместить себя в эту обстановку.
Миша нам очень понравился. На нем была голубая курточка. И глаза у него — голубые, как незабудки. На мне было тоже все голубое, поэтому Леня благодушно заметил, что я и Дурненков — голубые члены Союза писателей.
— Значит, все мы теперь — герои вашей будущей пьесы? — спросил Леонид.
— Ну, не буквально, — расплывчато отвечал Миша.
Видимо, он понятия не имел, что из этого выйдет и выйдет ли вообще.
— Марина будет писать толстую книгу! — заявил Леня, сильно перебарщивая.