— Никак нет, я учитель, — возразил отец, поеживаясь.
— Ты агроном, я тебя спрашиваю? — переспросил майор, начиная выходить из себя.
— Никак нет, товарищ майор. Я работаю учителем, — повторил отец, инстинктивно втягивая голову в плечи.
— Послушай, лейтенант, ты ведь еврей, а не болван, и вроде должен быть умным, как все твои евреи. — Майор встал из-за стола и взял тонкую папку. — Смотри сюда, это твое личное дело. Здесь написано, что ты окончил в Одессе сельскохозяйственный техникум и получил диплом агронома. Было такое?
— Так точно, но это было давно и я ни дня не работал агрономом, — пролепетал отец, никак не понимая, хорошо это или плохо.
— А мне плевать, что ты не работал агрономом. Это ты понимаешь?
— Так точно, — ответил отец по уставу.
— Главное, что ты агроном с дипломом. Идет война, и Красную армию надо кормить. Вот ты и будешь ее кормить, а не накормишь — под трибунал пойдешь, и расстреляем. Понял?
— Слушаюсь, — ответил робко отец, оставаясь в некотором ступоре. — Буду кормить Красную армию, — повторил он словно эхо. — А где и чем кормить?
— Вот тебе новое предписание, лейтенант, — произнес майор более дружелюбно. — Возвращайся туда, где тебя призвали. Получишь солдат, землю, организуешь сельхозчасть и будешь выращивать картошку, овощи и все, что потребуется для армии. Понял, наконец, горе-агроном?
— Так точно, понял. Можно идти?
— Выполняй. Свободен.
Отец смутно помнил, как он вылетел из станционной будки и как сел на другой эшелон. Это было похоже на чудо! Мама вновь плакала, но уже на радостях. А в 1942 году у них родилась моя старшая сестра — Софья, или Соня. Это был подарок всем нам. Все военные годы отец служил — работал военным агрономом. Он организовал большое производство продуктов и, таким образом, выполнил приказ. Правда, говорят, что и американцы помогали харчами (около 10 % от всего продовольствия, поступившего в Красную армию).
Директор
После войны папу демобилизовали, и он работал директором нескольких школ: в поселке Смидовичи, в Приамурском и Дубовом. Страх перед произволом и беззаконием властей сохранился глубоко в его памяти на всю жизнь. Партию он считал преступной, но от нас, детей, все это до поры до времени тщательно скрывалось. Когда мы сами с этим разобрались, родители сказали, что не хотели нам отравлять жизнь знанием правды этой самой жизни. Так поступали многие родители — «ложь во спасение» или ложь, оправданная благими целями.
Папа был небольшого роста, щуплым, худощавым, но очень подвижным и энергичным человеком, решительным в делах. Темно-русые волнистые волосы красиво лежали на его голове, а серо-зеленого цвета, внимательные, с блеском глаза выдавали умного человека. По характеру был вспыльчивым, иногда даже язвительным и резким «на язык», однако быстро отходил и долго зла не держал. Папа не укладывал нас спать, не читал нам сказки, не целовал и не говорил, что любит. Зато он любил с нами беседовать и рассказывать разные эпизоды из Торы, истории евреев, династии Романовых и многое другое. По-русски он говорил с ошибками, путал окончания слов, падежи не давались ему. Многие учителя и ученики до сих пор помнят его как хорошего учителя и справедливого директора. Политик из него был никакой. Конформизм — это не его выбор. Ему было трудно скрывать то, что он думает о режиме в стране и конкретных людях, чем с легкостью наживал себе недоброжелателей. Однако начальство ценило его за деловую хватку и профессионализм. Папа обладал красивым голосом, хорошим слухом, любил петь украинские и еврейские песни.
В 1947 году родился я, а следом, в 1949 году, — мой брат Слава. Припоминается необычное поведение отца в один из весенних дней 1953 года. Мне тогда было около шести лет. Я никогда не видел его таким радостным и счастливым, что бросалось в глаза еще и потому, что многие люди были грустными и даже плакали.
— Почему они плачут? — спросил я.
— На одного коммуниста стало меньше в этом мире!
— А чему ты радуешься? — не отставал я.
— На одну сволочь стало меньше в этом мире! Когда вырастешь, поймешь.
Я вырос и понял, что в тот день умер Сталин. Больше я не помню, чтобы отец когда-либо говорил со мной об аресте, допросах и ГУЛАГе. У него не было многих зубов, их выбили сталинские «опричники». Он не любил партийных бонз, хотя те его часто награждали за хорошую работу учителя и директора школы. Последней «папиной школой» перед его пенсией была школа в селе Желтый Яр Биробиджанского района. Отец много сделал для ее оборудования и приведения в должный вид. В этом ему охотно помогали учителя и родители. Руководителем он был строгим и требовательным, но справедливым. Таким же он был и отцом. Многие его ученики сохранили о нем добрую память.