====== О ненависти и пустоте ======
Дни тянулись медленно и мучительно. Казалось, время обернулось против меня. Всё было как в тумане: общалась с ребятами, гоняла на машине с Томом, переписывалась с Леа. Все разъехались, кто куда, болельщицы уехали на Север, полагаю, чтобы отдохнуть от палящего летнего солнца и повыпендриваться перед горячими лыжниками. Соседская девчонка уехала в Европу к родственникам, а Леа в деревню к бабушке. Том быстренько тоже смылся на Мальдивы и регулярно присылал оттуда фотки. Остался Марк, с которым мы предпочитали делать вид, будто не знакомы друг с другом. Пересекались в коридорах, встречались взглядами на секунду, но мне и её было достаточно, чтобы захотеть умереть или убежать куда-нибудь подальше. Он не укорял меня, он улыбался, но улыбался как-то стеклянно, его лицо было похоже на маску. А у меня сразу начинал болеть живот. Я не жалела, что всё так получилось, я не чувствовала вину. Мне было никак. И это пугало больше всего.
— Мерзкая, мерзкая, мерзкая, — говорила я себе, полосуя кожу, — Неужели ты вообще ничего не чувствуешь? Ты вообще живая?
— Не бери в голову, ты не обязана его любить, — говорила чердлидерша, — Тем более, что у вас бы ничего не получилось.
— Ты так говоришь, потому что втюрилась в него. Наше расставание тебе на руку. Но знаешь, что? Забирай его. Он твой — если сможешь заставить его забыть меня.
— Ты странная.
Да ладно, черлидерша? Забавно, что я так и не запомнила твоего имени. Я и лицо твоё с трудом припоминаю, оно теряется среди тысячи других лиц, таких же неясных и непримечательных. Ты не плохая и не хорошая. Ты просто никакая. Сборник чужих мыслей и лиц. Мы с тобой похожи, даже больше, чем ты хочешь признавать.
Наш город — тот ещё край мира. Летом здесь делать нечего, моря нет, лесов и озер толком нет, клубов раз-два и обчелся. Днем мы просто скучаем под палящим солнцем и орём друг на друга, а ночью устраиваем вечеринки. Когда я смотрю по телевизору сериалы про подростков, которые живут в коттеджах, ходят по концертам и элитным клубам, путешествуем, мне хочется смеяться. И я смеюсь в одиночестве, захожусь безумным и одиноким светом в темноте, где единственный источник света — старый телевизор.
Я лежала на кровати, считая минуты, секунды. Читала сообщения от многочисленных друзей. Кто-то на пляже, кто-то на вечеринке, вот парни в пляжный волейбол играют, вот девчонки в горах, вот черлидерши фотографируются с какой-то знаменитостью на концерте. Все готовы поделиться со мной своей радостью, но никто не хочет выслушать меня. В те минуты я понимала, что у меня много знакомых, а друзей не было. Забавно, даже когда со мной из-за Марка все стали общаться, ничего это не принесло, только одиночество и разочарование. Быть может, Марк и впрямь был единственным человеком, любившим меня? Но где гарантия, что он любит действительно меня, а не развеселую и красивую Сандру, красящуюся в три слоя и зажигающую ночь напролет после влитой в неё бутылки пойла?
Нам нужно поговорить, Сандра. Я подъеду?
Я снова и снова перечитываю сообщение. Да, это действительно написал Марк. И он действительно хочет поговорить со мной. Какая-то часть меня яростно противится, но я запираю её на замок.
— Не сейчас, крошка, не сейчас, — говорю я себе, — Будь хорошей девочкой и поговори с этим несчастным парнем.
Эти отношения лучше прекратить, раз и навсегда. Я злая, бесчувственная, монстр, питающийся чужой кровью. Но и мне не чуждо сострадание.
Да, заедь за мной в кафе, где работает Бекки.
Бекки была нашей общей знакомой. Хорошая девочка, слишком хорошая для этой дыры. Ей бы вырваться, но нет, ей и так хорошо. А может, просто боится.
Сегодня было пасмурно, но это не спасло меня от обливания потом. Я шла по раскаленному асфальту, представляя, как плавятся мои шлепки и на обожженной коже вздуваются волдыри. Подошла к кафе, уселась за стол. Рядом Бекки домогались какие-то латиносы, шлепали по заднице, а она смеялась. Ну и что ты тут смешного увидела, глупенькая?
Подъехал Марк. Как всегда, красивый и миловидный, похожий на мальчишку, весь в веснушках, с обгоревшими растрепанными волосами. А моя тушь растеклась, словно я ревела.
Я села к нему рядышком. Мы поехали по дороге. Впереди сквозь серые тучи пробивался веер солнечных лучей. Что-то капнуло.
— Мне кажется или на меня птица насрала? — проворчала я, поднося руку к волосам.
— Да нет вроде, — сказал он, едва сдерживаясь от смеха, — Сегодня дождь обещали.
— Я уже думала, эта засуха никогда не закончится и собиралась с бубном танцевать, — буркнула я.
Он смеялся, а я почти плакала. Хорошо, когда тушь и так размыта.
— Будешь? — он протянул мне свёрток с едой, — Ма заказала какую-то муть, даже ума не приложу откуда, типа ей экзотики захотелось. В итоге есть не стала, отдала мне.
— А ты её отдаёшь мне?
— Ну да, она такая же странная, как и ты.
Я развернула. Нечто непонятное, желеобразное. Я пожала плечами и съела, даже не поморщившись. Сейчас мне было всё равно, что есть, хоть лобстеров, хоть дерьмо, я бы не почувствовала ни удовольствие, ни отвращение.
— Ну ты даёшь, — присвистнул он, — И впрямь монстр.
Мы выехали за предел города. Начинало темнеть, собиралась гроза. Шел косой дождь, стуча по машине. Мои волосы слиплись, косметика окончательно размылась, сквозь маску просматривались уродливые черты истинной Сандры. А Марка дождь только украшал, мокрые кудри делали его похожим на ангела. Ну и как такого считать плохишем?
— Знаешь, зачем я тебя позвал?
— Да уж явно не за тем, чтобы кормить какой-то желеобразной хренью.
— Откройся мне, покажи настоящую себя. Вот без шуток и отнекивания, что скрывается за этим макияжем и драным платьем?
Я рассмеялась. Истерически. В этом смехе был скрытый крик о помощи. Но Марк её не слышал, он вообще ничего не слышал и не замечал.
Он выжидающе на меня смотрел, склонив голову. Я стерла тени, тушь, помаду, тональный крем. Осталось лишь голое, неприкрытое уродство. Опустила край платья, открыв уродливые шрамы.
— Ну что, любишь меня такую? — спросила я сквозь смех, — Ну вот она, настоящая я! С кучей комплексов и тараканов в голове! Меня бьет отец и не любит мать, когда я спросила родителей, если бы у них была возможность повернуть время вспять и сделать аборт, знаешь, что они ответили?! Они ответили «да»! Я режу свою кожу до мяса, до костей, я упиваюсь своей физической болью, потому что душевной-то у меня нет! Я ни-че-го не чувствую! Я с тобой встречалась, потому что ты любил меня, как последний безумец, я упивалась твоей любовью, потому что сама я любить никого не могла! Я вру, вру бесстыдно! Я не раскаиваюсь никогда, не жалею о своих поступках, даже жестоких! И даже сейчас, зная, что причинила тебе боль, я не жалею об этом! Мне всё равно! Ну что, нравится?! Как тебе, а, как тебе Сандра-вампир, вся такая идеальная и совершенная?! Любишь ли ты меня такую?!
— Люблю.
В отличии от меня, он не кричал. Он сдавленным голосом произнёс одно-единственное слово. Я не нашла в себе силы посмотреть на него.
— Я люблю тебя.
— Заткнись!
— Не заткнусь!
— Останови машину.
Он остановил. Я выскочила и побежала прочь. Мокрая трава прилипала к голым ногам, ступни и шлепанцы были в земле, я вся была мокрая, грязная и противная. Марк уехал в противоположную сторону. И когда я наконец обернулась, то увидела лишь удаляющийся силуэт.
Том нашел меня лежащую на траве в полусонном состоянии. У меня болела голова, заплакать я не могла. Я ненавидела себя, а больше всего то, что даже на то, чтобы умереть, у меня не хватает сил и смелости.
— Оп-па! — присвистнул он, — Сандра, ты че, перебрала что ли?
— Отстань, отвали, я хочу умереть.
— А может, не надо? Давай лучше накуримся.
— Не хочу курить, исчезни. Ненавижу тебя.
Он поднял меня на руки и отнес в свою машину. Он даже в сортир, что ли, на ней ездит?