— Я не любила его.
— Любила.
— Нет!!!
— То, что ты испытывала к Марку, было любовью, но ты этого не поняла. Потому что тебя не научили любви. Ты нежеланный ребенок, у тебя нет друзей. Я слишком скуп на проявление чувств, а Леа слишком занята своими болячками.
— Когда он меня спросил, люблю ли я его, я пыталась найти в себе это чувство. Но обнаружила лишь пустоту. Ты делаешь из меня этакую несчастную девицу, когда очевидно, что я пустышка. Это неправильно.
К нам подошел врач.
— Ну? — накинулись мы на него.
— К сожалению, нам не удалось спасти его.
— Что?! — Том надвинулся на врача, — Что значит «не удалось спасти»?!
— Травмы были слишком серьезными. Мы сожалеем.
— Вы должны были спасти его! Он не мог умереть! — казалось, я видела на лице Тома живые эмоции впервые, — Не мог, понимаете?!
Гул. Как у сломанного телевизора. Настойчиво раздирал мои уши мерзкий, противный гул.
— Мы ещё не закончили наш разговор… Мне так многое ему нужно сказать, — прошептал Том.
Голоса Тома и врача словно доносились до меня сквозь бурю. Хотя, скорее сквозь гул. Казалось, будто они разговаривали на каком-то незнакомом языке. Я перестала понимать происходящее вокруг. Что я здесь делаю? Стены кружили вокруг меня, потолок грозился раздавить меня. А белый цвет ослеплял меня.
Очнулась я уже на улице. Я лежала на скамейке, укрытая его халатом. Он сидел рядом и гладил мои волосы.
— Меня не было, нет, и не будет. Я — невидимое пятно, — сказала я не своим голосом. Именно не своим. Казалось, будто другой человек говорит.
— Ты была, ты есть, и ты будешь. Я не позволю тебе сойти с ума.
— Да что ты можешь сделать? Я ведь уже мертва.
— Ты не мертва.
— Перестань твердить одно и то же. Я не хочу тебя видеть.
— Хорошо. Тебе нужно побыть одной, я понимаю.
Он встал и ушел. У меня снова загудело в ушах. На этот раз громко. Как будто сирена звучала, оповещающая о катастрофе. Я заткнула уши, но это не помогло.
— Ну че там? — услышала я издали доносящийся грубый голос.
— Она шокирована. Ей нужно побыть одной, — сказал Том. Я едва разобрала слова. Их машина была припаркована позади меня, недалеко. Нас разделял здоровенный драндулет, — Я хотел сегодня ей признаться, но не успел.
— Так че те мешает? Она ж типа сломлена, а тут ты весь такой утешитель. Она те на шею бросится, отвечаю.
— Она не из тех, кто так просто полюбит. Чтобы она начала мне доверять, мне понадобилось несколько лет. И то, не полностью. Да и не до этого ей. Они с Марком поссорились, а потом он погиб и многое осталось недосказанным. А тут я со своей любовью. Не кажется ли тебе подлым пользоваться чьим-то горем?
— Ты так промолчишь до конца своих дней.
— Видимо, да… Не вздумай говорить ей. Помни, что моя семья платит тебе жалование.
Не выдержав, я убежала. Подскользнувшись, я упала в лужу. Холодная вода и удар подействовали на меня освежающе. Я встала, подошла к забору и ударила по железным прутьям кулаком. Показалась кровь. Что-то хрустнуло. А я была в такой ярости и замешательстве, что не обратила внимание на резкую боль. Даже представляю, что сказала бы на это Леа: «Странная ты, Сандра, у тебя всё не так, как у людей. Когда тебя любят, ты бесишься. В ответ на пылкое признание ты хочешь ударить. Красивая, но ненавидишь каждый квадратный сантиметр твоего тела.» Я вспоминала её голос, пока капли дождя стекали по моим волосам, по моим плечам, по моему лицу. Ливень бушевал, улицы затопили лужи, небо было темно-серым, ветер развевал мои волосы и платья. Мимо проходили люди, не замечая меня. Я была совсем одна, и при этой мысли мне хотелось сойти с ума.
Я ударила по прутьям снова. И снова. И снова. Я била, пока мои кулаки не превратились в кровавое месиво. Я сама не понимала, на что я злюсь, от чего хочу убежать. Марк был единственным человеком, который любил меня, даже зная, что я законченная сволочь. Даже в последние минуты он думал обо мне, даже сорвавшись в пропасть, падая навстречу пустоте, последней его мыслью была я, уж я-то знаю. Мое имя застыло у него на губах, а словам так и не суждено было быть произнесенными. Я не любила его, я любила его любовь ко мне. Потому что даже родители меня не любили так, как любил он. Мне нравилось, что он страдает по мне, но никогда не хотела, чтобы это закончилось так. Я не хотела, чтобы он умирал!
— Глупышка. Чего плачешь? Кто тебя обидел? — услышала я его голос как наяву. Да, он именно так бы и сказал. Слово в слово.
— Я обидела, — вслух произнесла я, — Я — стерва, тварь. Зачем ты меня любишь?
— Именно потому что ты стервочка, — рассмеялся голос у меня в голове, — Я люблю тебя, потому что люблю. Разве нужна причина?
— Не все люди заслуживают любви. Особенно таких, как ты. Извечная проблема: хорошие мальчики любят плохих девочек, хорошие девочки любят плохих мальчиков. А хороших кто любит? Любить надо хороших, а меня оставьте в покое.
Чьи-то теплые руки обняли меня сзади. Волосы защекотали мою шею.
— Ты думаешь, я оставлю тебя вот так?
Это был Том.
— Не думаю, а знаю. Оставь меня наедине с моей болью. Если она вообще есть.
— Чтобы она сожрала тебя? Не оставлю. Никогда. Ни за что.
Я толкнула его локтем, попав в солнечное сплетение. Он упал прямо в лужу.
— Да что же вас так тянет на меня?! — закричала я, — Ты видел, что я сотворила с Марком? Хочешь закончить так же?!
— Извини…
— Уйди, оставь меня одну!
Он поднялся и заковылял прочь. В этот миг завибрировал мой телефон.
Хей, я сейчас приеду! Встречай меня с кучей жратвы!
Леа, ты, конечно, вовремя. Хотя, может, от разговора с тобой мне станет легче? Я побрела в сторону её дома. Там уже была её машина. Когда я подошла, подруга выскочила оттуда и бросилась мне на шею. Запахло молоком и травой. Леа была теплая, смуглая, с выгоревшими волосами и множеством веснушек. Я была бледная, с растрепанными волосами и проросшими корнями. И холодная.
— Ну че, как деревня? В навозе рылась и кур гоняла?
— А нормально!
— А Марк умер.
— Че?!
— В аварии погиб. Покончил с собой из-за меня. Ударь меня, пожалуйста.
— Не буду я бить тебя…
— А надо бы. Я убийца.
— Ты не виновата.
— Нет, я виновата.
— Тебе нужен психотерапевт.
— В жопу психотерапевта.
— Нет, не в жопу. С психотерапевтом разговаривают.
— О, да ты у нас остроумная стала. Ну, видимо он и впрямь хорош. Подкинь телефончик.
Я списала у неё телефон психотерапевта. Затем мы пошли к ней, я помогла ей и её родителям разложить вещи. Потом они угостили меня ягодами. Я чуть не съела червяка, её отец долго ржал, а мать с укоризной смотрела на него. А потом она сказала мне, что у меня отросли корни и вскочили прыщи. И что я запустила себя. Я кивнула и пообещала исправиться, скрестив за спиной пальцы.
Когда я вышла, уже выглянуло солнце. Над городом показалась радуга. Лоскутное небо отражалось в лужах. Пахло озоном, мокрым асфальтом, листвой и травой. Выглядывали из домов люди. Впереди дети плескались в луже. Хозяйка китайского ресторанчика помахала мне рукой, я ей в ответ. Она вывешивала мокрое бельё. Соседские подростки громко переговаривались, парень щипал девушку за зад. Среди них была Бекки, она молчала в сторонке. Очкарик сидел на скамейке и читал Эдгара По. Сосед сидел на крыльце с директрисой, они о чём-то мило беседовали. Меня они не заметили. Другая соседка крикнула, что на днях занесет варенье для нас. Я поблагодарила её. Я зашла на наш участок. Отец опять валялся пьяный на полу в гостиной. Мама смотрела сериалы и ела начос.
— Опять шлялась непонятно где? — набросилась она на меня с порога.
— Марк умер.
— О…
— Я буду в своей комнате.