Они встречались. Он приходил к ней в гости и познакомился с мамой. В один прекрасный вечер они задержались в парке.
— Позже он сказал, что сделал это из-за любви, — Москвина смотрела в окно и теребила штору.
— Из-за любви?!
— Он сказал, что любит меня, что хочет провести со мной всю свою жизнь, а обращение — это дар — самое дорогое, что он мог мне отдать.
— Вот же ублюдок! И вы с ним?..
— Пробыли вместе ещё несколько недель, а потом…, — Москвина вытерла щеку и помолчала несколько секунд. — Потом я поняла, во что он меня превратил, и мы расстались.
— Прости, что спрашиваю тебе об этом, — я сделал шаг к Ксюше, но остановился. — Этот парень, как он выглядел… Ну, в смысле. Если он тебя обратил, значит он… Его язык или…, — я старался подобрать нужные слова, но мысли в несколько раз опережали речь, и я выплёвывал наполовину сформированные предложения. — Может быть он знает, как избавиться от этого?
— Он не знает, — сказала Москвина.
Я видел, как тяжело ей было говорить про того парня. Боюсь даже представить, что она переживала. Человек, которому ты доверяешь, во имя любви превращает тебя в монстра, жаждущего плоти тебе подобных. Предательство похлеще, чем изнасилование. И всё же я не мог удержаться, чтобы не расспросить об этом подробно. Москвина — не глупая девчонка и, разумеется, после обращения она узнала у него много. Сам тот парень не помнил, как его обратили. Кто-то вырубил его в парке. Он очнулся и обнаружил вырванный кусок шеи, а вокруг бродила собачья свора. Они лаяли во все стороны, скулили и бросались в темноту. Он выжил, а позже почувствовал голод. Москвина сказала, что он пробыл обращенным несколько лет.
— Он пробовал мясо, — последнее слово Москвина произнесла шепотом.
Этот парень — Игнат встречал и других гулей. Один из них был некто по прозвищу Мохнатый. Старый гуль поведал ему о том, что знал сам.
— О гулях можно прочитать в интернете. Сомневаюсь, что кто-то знает истину, но Мохнатый уверен, что правда не сильно отличается от того, что пишут в древней мифологии. Он рассказал Игнату много историй: о разных гулях, о их жизнях, о способах выживания. А ещё он рассказал о видах: зародыш, гуль и альгуль.
Зародышами называли вновь обращенных, а гулями становились те, кто хоть раз утолял голод. Гули были сильнее, но и голод усиливался. Альгули — это верхушка в эволюционной цепочке. Москвина не знала, но предполагала, что альгулями становятся гули со временем. Альгули отличаются от гулей возможностью трансформации в хищный образ. А ещё они могут обращать других людей.
— Тебя обратили семь месяцев назад, и ты до сих пор не ела…
— Считаешь я на это способна?
Я окинул Москвину взглядом и сказал после небольшой паузы:
— Вряд ли…
— Хотя я и сама уже не знаю, — она попустила голову. — Иногда мне кажется, что я сойду с ума. Всё чаще хочется просто умереть.
— Слушай, — я положил руку ей на плечо. — По крайней мере нас сейчас двое. Две головы лучше, чем одна, — я сунул руки в карманы и прошелся по комнате. — Вместе мы что-нибудь придумаем! Если время не лечит, а делает только хуже, то мы просто обязаны действовать!
— Спасибо, что поддерживаешь. Мне нравится твой запал, но…
— Никаких но! — я остановил её поднятым вверх пальцем. — Пускай, ты всё перепробовала, и этот Игнат, и Мохнатый, да хоть все гули мира! Если мы обречены на вечный голод, от которого в конце концов либо умрем, либо сделаемся жрущими себе подобных, то терять нам явно нечего. Что нам ещё остаётся?!
— Наверное, ты прав, — она потерла глаза и села на диван.
Мне полегчало, да и Ксюше. Осознание того, что ты не один одинешенек в этом мире, придало мне сил. Я сел рядом с Москвиной, погладил её по спине и успокоил. Мы поговорили ещё какое-то время о школе, экзаменах, рассказали друг другу о планах на жизнь. Москвина сказала, что тоже хочет стать программистом. Затем она сходила на кухню и принесла холодного чаю. Мы выпили его, обманывая себя, будто наслаждаемся вкусом, а после я собрался домой:
— Если что-то случится или ты просто захочешь поговорить — сразу звони, — сказал я. — И не отчаивайся. Прямо сейчас я начну думать над тем, как нам излечиться!
— Пока, Тимофей.
— Пока.
Москвина закрыла дверь и ещё некоторое время стояла неподвижно, таращась перед собой. Затем она вытерла лицо платком, высморкалась, поправила волосы, взяла телефон и отправила кому-то сообщение. Пришла на кухню, телефон завибрировал — пришел ответ. Москвина улыбнулась, набрала полную грудь воздуха и медленно выдохнула. Положив телефон на стол, она открыла морозильник и взялась за ручку верхнего ящика. Глаза её сузились, а ноздри расширились. На миленьком личике выделились челюстные мышцы. Она задержала дыхание и потянула ящик. Между упаковкой пельменей и пакетами со льдом лежала человеческая рука. Москвина улыбнулась и вытащила её.