откат к рабству, к неофеодализму.
Важным элементом как рабовладельческой, так и феодальной (в её российском варианте) системы
принудительного труда является ничегонеделание, тунеядство значительной части рабовладельцев.
Никогда в еврейской истории рабство не принимало крайних форм, как у других народов; тем более
оно колет глаза сейчас, в современных его проявлениях.
Особенность, уникальность современного израильского рабства состоит в том, что оно включает в себя и древнее, доисторическое, рабство, и более изощренное, "гулаговское".
Изначальной константой доисторического рабства является захват чужих земель с населением или
пленников и превращение их в рабов. Захватив бывшие арабские земли, израильтяне пошли не по пути их развития и трансформирования в "гонконговский вариант", а по пути превращения их в особую зону (назвать ее "лагерной" не позволяют специфические отличия, но это определение очень близко к ее сути), обитателей которых стали использовать для тех или иных видов принудительного труда. {Примечание редакции 2000 года: об этом лучше и более детально сказано в другой работе автора - "Еврейские войны" - В квадратных скобках далее все подобные дополнения}. Второе слагаемое системы израильского рабства - это принуждение определенных групп населения, формально свободных и - опять же формально - наделенных гражданскими правами, к подневольному, рабскому труду. Именно это, последнее, явление и будет в основном рассмотрено в данном исследовании.
В одной из своих чисто-исторических работ, посвященных русской и русско-советской истории,
автор писал, что уникальность, неповторимость "российской" исторической модели (системы),
нашедшей свое высшее выражение в эпоху сталинизма, в аморфности и множественности
экономическо-исторических систем, сосуществовавших
* Лев ГУНИН. ГУЛАГ Палестины. Гл.1 - стр.2
в рамках одного и того же государства, одной эпохи и одной с и с т е м ы. Правда, сосуществование
разных исторических эпох, разного уклада экономики, разных политических систем можно
обнаружить в какой-либо период развития любого государства, но уникальность России состояла в
том, что тут это сосуществование было наиболее ярким, наиболее гармоничным, наиболее
взаимопроникающим и в рамках одной и той же системы. Все то же почти полностью применимо к
современному Израилю.
[Примечание из дискуссии с К.С.: Цивилизация северного (западного) типа более рациональна и
технологична. Для северного человека не обязательно владеть другим человеческим существом
(использовать человеческий труд), если те же результаты, блага и удобства дает использование
технологий (машин). Для южного сознания потребность физического владения людьми как рабами
иррациональна. Это часть философии жизни, способ существования, энергетика, эмоциональный и
интеллектуальный стимул, а не только элемент экономической жизни социума. Рационализировать
северное сознание оказалось возможным только потому, что в общечеловеческой биосфере Север
только дополнение Юга (и наоборот). Саморегулирование общечеловеческой системы
функционирования работает на базе комплементарности. Важнейшую роль в этом механизме играют
особые народы - мосты между южной (восточной) и северной (западной) моделями сознания и социума.
Основные такие "мосты" - это еврейский, русский, китайский, иранский и армянский народы. Именно в
еврейском мире берут начало первые проблески принципиально нового гуманистического
мироощущения. Именно тут в виде переходных форм отрицается рабство как идеология в его крайних
формах и наращивается идейная основа "мягкой" эксплуатации, понятия справедливости,
рационализма и умеренной необходимости. Евреи - мост между прошлым и будущим, между Востоком и
Западом. Разрушение этого моста станет одним из катализаторов колоссальной
братоубийственной войны между Востоком и Западом, которая ведет к гибели Человечества. В
настоящее время имеет место саморазрушение этого основного "моста". Те, кто прибывает в Израиль
не по принуждению, а из потребности романтического самоопределения (из "патриотизма" и т.п.),
отправляются в мир знакомых по древним книгам и по широко известным представлениям
национального характера образов и ощущений. Но, оказавшись там, люди сталкиваются с чем-то
совсем иным. Они получают не внутреннее освобождение, а чувствуют себя, как в тюрьме. И только
единицы, которым дано абстрагироваться от меркантильных забот, получают некий
надчеловеческий импульс освобождения, как будто кто-то им говорит: не беспокойтесь ни о чем, я