Конечно, досадно, что вначале принял это слишком всерьез. Все оказалось проще. Особа экзальтированная, а может быть, нарочно играет роль, актриса же!
И в этой игре Дубцов стал искать встречные ходы.
В конце недели музей устраивал поездку за город, в охотничий домик, служивший чем-то вроде двухдневного пансионата: пока туда не ринулись все желающие, можно было снять его на выходные.
Заказали автобус, было много свободных мест, и, конечно, москвичи прихватили с собой Полину и Веру.
Вера была такой, какой она обычно бывала днем: отчужденной, и Дубцов, холодный стратег, взял и решил приударить — ну за кем? за кем? — ну хотя бы за Наденькой.
— Наденька, вам помочь?
— Наденька, дать вам руку?
— Наденька, эти цветы для вас.
Даже Столяров и Гузкин, эти донжуаны и проныры, удивились дубцовской прыти.
И Вера удивилась.
А на следующий день взбрело же в голову пилить этот кап!
Наденька заметила его из окна автобуса и все уши прожужжала Дубцову: «Такой огромный! Такой огромный!» Он мрачно усмехнулся, как старый боцман, при котором восхищаются красотой ночного Ла-Манша. Все эти дары природы, лесные штуковины не вызывали в нем пылкого восторга, но поодаль стояла Вера, и Дубцов веско произнес:
— Спилим…
— Ой, правда?!
Наденька даже подпрыгнула.
Что-то шевельнулось в Дубцове: «Не делай этого, гад!» Но он грудь вперед и — молодцом! Взял двуручную пилу из сарая и, этакий мастеровой на заработках, ленивым шажком двинулся вслед за Наденькой.
Под ногами хрустела сухая зелень тундры, заиндевевшая с утра трава. Наденька — в туристском снаряжении, в кедиках, в толстых носочках (мама вязала!) — бодро скакала по буграм, то и дело оглядываясь на Дубцова, пыхтевшего сзади.
Он отвечал ей улыбкой, стараясь побороть к ней странную жалость: «Туризм, романтика, а все оттого, что одна, бедняжка!»
Отыскали наконец кап — громадный нарост на старой березе, и пилить-то жалко! Ну попробовали с Наденькой — раз, два — дерево тверже камня, пила не идет. Словно заговоренная… Дубцов настойчиво старался вспомнить, какая может быть связь между движениями полузастрявшей пилы и чем-то вызвавшим у него недавно неприятное ощущение вины. Ах, да! Драконы, которые они собирались так же распиливать, взгляд девочки-кореянки и Вера, Вера… Дубцов понял, что ни на минуту не переставал о ней думать и его состояние странной обеспокоенности (места себе не находит!) обусловлено именно этой мыслью!
— На себя тяните, а вперед не толкайте, — сказал Дубцов Наденьке, и она покраснела: бездарная, мол! Вечно в ней это — его считает сплошным совершенством, а себя бичует за каждую мелочь. — Поймите, толкать не надо, на себя я сам тяну…
Покраснела еще больше.
— Да не подталкивайте же, мне не тяжело, я сам, сам!
Теряя терпение, Дубцов взял рукой за ее руку и показал, как надо.
— На себя — отпустили, на себя — отпустили…
Рука как уголь раскаленный. Заглянул в лицо — пылает… «Поцеловать ее, что ли?!»
Дубцов развернул ее к себе за плечи, потянулся к ней. Пролепетала:
— Вы хотите причинить боль той женщине?
Дубцова словно бичом хлестнуло.
Он побрел куда-то, двигаясь с лунатическим безразличием, словно отцепившийся вагон по рельсам.
Как же так?! Он хотел причинить боль?! Да он вовсе не думал об этом, это была игра!
И вдруг ему стало жутко.
— А пила-то?! — крикнула Наденька.
Он оглянулся.
— Что?!
Пила раскачивалась, всаженная в кап, и Наденька не могла ее вытащить.
— Вы здесь… вы побудьте… Мне надо, — прошептал Дубцов.
…Осторожно прокрался вдоль изгороди, нырнул в домик, наткнулся на Полину, на кого-то еще, заглянул в дальние комнаты, взбежал на второй этаж:
— А где Вера?!
— Вера?!
— Вера?!
Все вспомнили, что утром она была здесь, но потом куда-то ушла — не за солью ли в деревню?! Нет, не за солью — словом, куда-то, в лес, наверное.
Дубцов опрометью помчался… пруд… мостки… Она сидит на плащике, расстеленном поверх, мха, рядом складывает что-то из палочек Игорек, и вся картина вроде бы мирная, спокойная, только он, Дубцов, как бес взъерошенный.
— Ты тут?!
Обернулась.
Обернулась, и эти глаза… На Дубцова никто не смотрел с такой мирной, спокойной болью.
Дубцов привык судить о людях по их поступкам и словам: к примеру, пришел к вам такой-то и сказал то-то. Все сразу ясно. Но когда человек рядом с тобой ничего не говорит и только смотрит, смотрит, словно завороженный, разве его поймешь?!