- Он даже не нацепил на себя свой любимый меч, который подарила эта нильская сирена Клеопатра, - произнес шепотом квестор Марк Тиций.
- Он всегда так делает, - в ответ прошептал ему прямо в ухо, командующий VI – «железным» (Ferrata) легионом.
«Я, что, сказал это вслух», - с ужасом подумал Тиций. – «Этот легат услышал меня».
Но легат заговорщицкий подмигнул ему и добавил:
- Он всегда одевает доспехи простого легионера, когда дела совсем плохи.
- И я его понимаю, - встрял в разговор, стоявший чуть позади них префект. – Это поднимает дух легионеров. Они его любят за такое и готовы идти за ним хоть в царство Плутона.
- Солдаты Великого Рима не сборище германских варваров. И Антоний не афинская гетера. Дисциплина, вот что заставляет их повиноваться приказам, - ответил с возмущением Тиций.
Легат с префектом весело обменялись взглядами.
Тиций, увидев их переглядывания, в которых ясно отразилось их призрение к его воинским способностям, хотел было еще более возмутиться.
- Вы будете меня слушать! – остановил Тиция гневный голос Антония.
Антоний смахнул с макета на землю две фигуры - копейщика и всадника.
- Почему я не знал, что Артавазд Армянский запланировал дезертирство? Пять тысяч армянских катафрактов и семь тысяч пехоты ушли вместе с ним. При этом они освободили проход для войск Сурены.
Рука Антония с грохотом опустилась на ту часть макета, где только что находились две деревянные фигуры. Сила удара заставила подскочить и лечь несколько расположенных вокруг макета города фигурок легионеров. Стоявшие со всех сторон стола римские офицеры стали тревожно перешёптываться.
- Префект лагеря! - гаркнул Антоний.
- Я, - бодро отрапортовал тот в ответ.
- Это вопрос к тебе. Куда смотрят твои фрументарии[2]?
Улыбающийся взгляд, которым он только что обменивался с легатом, вдруг стал испуганным.
- Я, э-ээ… они, и-иы… - захрипел в ответ префект.
- Я тебя предупреждал, Антоний, - ответил вместо префекта Тиций.
Антоний посмотрел на него. Ничего не ответив замолчал. Он задумчиво уставился на макет Фрааспы и лежавшие вокруг фигурки легионеров.
- Все можете идти. Возвращайтесь к своим обязанностям, – негромко произнес, спустя некоторое время Антоний. – А ты, Тиций, останься.
Выходя из палатки, префект лагеря поймал взгляд Тиция и тот с благодарностью кивнул.
- Что за сказки ты там рассказывал? – обратился к Тицию, морща свой лоб Антоний.
- Это не сказки! Все о чем предсказывал тот скиф, сбывается!
- Нападение на сильно отставший обоз любой опытный воин может предугадать. И бегство Артавазда, тоже не удивительно. После уничтожения парфянами всей артиллерии и невозможности вести правильную осаду, даже лучшие центурионы думают об отступлении.
- Вспомни, когда я рассказал тебе о странном скифе и его пророчествах. Ведь тогда ты еще никому не говорил, что хочешь оставить катапульты и остальной обоз под охраной двух легионов, а сам с остальными десятью, всеми союзными войсками направишься маршем к Фрааспе. Если кто и предполагал об этом, уверен, никто с уверенностью не мог сказать, что командовать охраной артиллерии ты поставишь Стациана. Он погиб. Десять тысяч парфянских катафрактов перебили всех легионеров...
- Все как говорил тот варвар, - задумчиво произнес Антоний, перебив Тиция.
Он снял шлем, схватил обеими руками себя за голову, будто стараясь упорядочить свои мысли, еще больше нахмурил брови. Затем сказал:
- Ты можешь привести его ко мне? Я сам хочу услышать от него все, что ты рассказал мне…
* * *
Старшая жена командующего парфянской армией Сурены – Агайя держала в руке и снова и снова разглядывала монету с изображением солнца и орла с распростертыми крыльями под ним. Она сидела на обтянутом бархатом пуфе посередине просторного и роскошно обставленного шатра. Ее волосы светло солнечного цвета, покрывающие ее белоснежное обнаженное тело, заплетали во множество тоненьких косичек стоящие по обе стороны от нее младшие жены Сурены. Вокруг, на сундуках лежали десятки одеяний шитых в Риме, Египте, Индии и даже в стране Чин. Рабыни, примеряя к платьям массивные золотые украшения с нанизанными на них драгоценными камнями разного цвета, поочередно показывали их ей. Агайя при осмотре очередного одеяния отклоняла ее то взмахом руки, то недовольно сжав свои губки.
- Луна моя, - раздался голос со стороны входа шатра.
Агайя резко повернулась и увидела как в шатер, облаченный в доспехи катафракта входит Сурена.
Одна из рабынь подбежала к Агайе и накрыла ее шелковой накидкой. Но она встала, отчего накидка соскользнула к ее ногам. Ее не до конца заплетенные волосы устремились вслед за накидкой, но повисли, закрывая плечи и спину чуть ниже упругих ягодиц. Агайя чуть вскинула подбородок, но глаза, прямо смотрящие на Сурену, сверкали страстью. Расправив свои плечи, галльская красавица, приподняла и без того высокую грудь.