- Ой, ой, не надо. Я ничего не сделал и совсем маленький человек. Сжальтесь надо мной. Я всего лишь посыльный и не везу кроме бурдюка вина ничего ценного. Я остановился здесь, чтобы передохнуть после долго пути.
Угэ посмотрел на воинов приволокших посыльного,
Один из них ответил:
- Он спал и храпел так, что еще бы немного штукатурка внутри этой башни посыпалась бы.
В это время из башни вышли оставшиеся два война. Один из них держал в руке бурдюк и небольшую тряпичную сумку.
Угэ махнул рукой, что бы тот подал ему обе ноши. Затем откупорил бурдюк и скривился.
- Вино смешано с водой, - сказал он. Затем обращаясь к посыльному произнес. - Ты выпил не меньше половины в этом бурдюке, низкий ты обманщик! Ты еще и глупец. Думаешь, хозяин вина не за метил бы обмана?
- Уж лучше он, чем гунны…
- Наверное, хозяин вина очень добрый человек. Поэтому мы здесь. – Расхохотался Угэ.
- У-у-а-а, - завыл в ответ посыльный.
Угэ выбросил бурдюк. Посмотрел в сумку и вытащил из него предмет, завернутый в льняную ткань.
- Это письма, - сказал он, осмотрев рулон и сумку. - Откуда ты все это везешь?
- Из Дуньхуана…
«Ого, почтальон!», - мне стало жутко интересно, что в этом письме.
- Дай мне, - я протянул руку к Угэ.
Он сразу же отдал мне письмо. Я осмотрел сверток. Печати на нем не было. На одной стороне было что-то написано крупным подчерком.
- Что здесь? – спросил я.
- Самарканд, третья улица от канала царя Стасанора, пятый дом, жене кожевника Минендара Чатисе, - ответил Угэ.
Я вернул письмо.
- О чем оно?
Угэ сдернул ткань, под ней оказалась бумага. Он, развернув, стал читать про себя, затем произнес:
- Это письмо женщины Мивнай. Пишет, что она вместе со своим мужем торговцем Нанайдатом переехала из Согдианы в Хань, в город Дуньхуан. Потом ее муж в очередной раз ушел с караваном и оставил ее и маленькую дочь по имени Шена. От мужа уже три года нет никаких известий и о его судьбе никто ничего не знает. Мивнай хочет вернуться в Самарканд, к своей матери. Но сделать этого не может, так как не может найти надежного человека, который взял бы ее с дочерью в обратный путь. Еще у нее нет денег для оплаты проезда – семьдесят граммов серебра. Никто не дает ей денег в долг. Она с дочерью осталась без одежды, без денег и живет только на милостыни жрецов храма[2].
«Лучше бы я не лез со своим любопытством в чужие письма», - подумал я. Мне стало нестерпимо жаль Мивнай и ее дочь.
- Дай ему двадцать серебряных тенге, - приказал я Угэ.
Командир «бешеных» кивнул и стал рыться в своей седельной сумке.
«Они уже ничему не удивляются», - усмехнулся я про себя. – «Наверное, уже привыкли к странностям своего кагана».
В это время Угэ вытащил два кошеля и бросил. Мешочки, звякнув, приземлились у колен почтальона. Но вот он удивился. Посыльный уставился на меня открыв рот.
- Возвращайся в Дуньхуан. Отвезешь десять тенге Мивнай и ее дочке. Оставшиеся десять, плата тебе за доставку, - произнес я. – Отправляйся сейчас же. А эти письма привезем в Самарканд сами. Мы как раз туда и направляемся.
Я услышал легкие смешки стоявших вокруг воинов.
Почтальон продолжал удивленно смотреть на меня.
- Чего уставился, - крикнул на него Угэ. Уезжай быстрей, пока каган Богра не передумал.
- Каган?! Каган Богра!? – произнес почтальон, будто не веря своим глазам. Затем спохватившись, рассыпался словами благодарности.
Я больше не слушал его, развернул коня и посмотрел сверху на движущееся по холмистой местности войско. Курултай принял решение о направлении на войну с тохарами двадцать семь тысяч воинов. Токсаб и Тутук сумели убедить большинство членов Курултая. Аргументов было несколько. Я согласился, так как считал эти доводы разумными, и они не шли вразрез моих планов по созданию прямого торгового пути с Римской республикой.
Верховный жрец сам того не подозревая оказал мне услугу. Он напомнил об увеличивающейся угрозе со стороны сарматов, аланов, гузов и присоединившихся к ним оногуров с причерноморскими скифами. Токсаб предложил увеличить группировку войск находящуюся под командованием Иргека до ста тысяч всадников и перенести войну со степей канглы на кочевья аланов и сарматов. Успешное окончание этой войны открывал государству Гуннов выход к берегам Каспийского моря.
Война с Хорезмом тоже никуда не исчезла. Шах Артава ненавидит меня. Потому к реке Сырдарье во главе с Сакманом отправилось тридцать пять тысяч всадников. Они расположились вокруг города, построенного китайскими военнопленными. Городу ханьцы, с моего согласия, дали название Сюнъань. Его гарнизон, полностью состоявший из китайцев, временно усилили тремя когортами легионеров.