Наместник ехал в колеснице, запряженной тройкой лошадей, посередине войска. Тут он услышал доклад разведчика одному из офицеров.
— Что там? — крикнул он.
— Господин! — ответил офицер, — меньше чем в ста ли отсюда большая река, называемая кочевниками Шу.
«Проклятые ху, не дадут нам переправиться на ту сторону реки», — в отчаянии подумал он.
На созванном срочно наместником совете, все командиры согласились с предположением Ши Даня о том, что гунны и союзные им кангюи раньше переправятся на ту сторону реки и, выставив на том берегу конных лучников, будут спокойно их расстреливать, пока они будут переправляться. А оставшуюся часть их армии они уже без труда, и не спеша, уничтожат в течение последующих нескольких дней. Помощи им ждать не откуда. Вся западная армия империи Хань находится здесь. До ближайших союзников усуней идти двенадцать дней. Да и то, многие выразили сомнение в их надежности, потому как проводники из усуней покинули их. Так что решение о генеральном сражении было поддержано всеми офицерами, несмотря на низкий воинский дух солдат. Это их единственная надежда, что, победив, они могут добраться до усуней.
Сомнение высказал только командир остатков тяжелой пехоты Ян Чи:
— Если для нас единственный шанс — дать эту битву и победить, то для хуннов, наоборот, бессмысленно принимать это сражение, тогда как они и без того, мучая нас постоянными наскоками, каждый раз наносят тяжелый урон.
— Не думаю, — возразил командир легкой кавалерии У-Ди, — я долго жил среди кочевников и хорошо изучил их нравы и обычаи. Потому уверен, что они примут бой после двух одержанных ими крупных побед.
Военный совет прошел быстро, я под давлением Ужаса не решился отказать вождям в решающем сражении. Но отверг их план одновременной фронтальной атаки с усиленными флангами. Меня насторожило то, что китайцы поставили во фланги свою конницу. Нет, конечно, я знал, что по всем правилам военного искусства Древнего мира конница всегда защищала бока основных воинских частей. А у китайцев это сейчас были копейщики и арбалетчики. Я не верил, что китайские офицеры настолько глупы, что считают свою кавалерию сильней, чем у кочевников. Даже без Чен Тана у них должно быть много, хоть и не блестящих, но вполне опытных и умных командиров. То как они поставили конницу, выдвинув несколько вперед позиций копейщиков, как будто приглашая атаковать их, меня сильно напрягало. Поэтому отвергнув план вождей, предложил свой, который, они безоговорочно поддержали, потому что он не особо отходил от их желания порубиться в рукопашном бою.
Я стоял на вершине холма за сто метров позади от рядов девяти тысяч канглы под командованием темника Кокжала. Слева и справа от них находились три тысячи гуннов и усуней под командованием Лошана и три тысячи канглы, командующим которых я назначил Ужаса. За моей спиной расположился десяток Угэ и тысяча женской кавалерии.
Я посмотрел на солнце, до его заката было еще минимум полдня. Китайцы ждали, выстроившись примерно в километе от передовых рядов кочевников, никак не провоцируя нас. Позиции у них были лучше, они стояли у подножия гор, тем самым исключая обход к ним в спину. Я, глубоко вздохнув и пожелав самому себе удачи, дал сигнал к началу сражения.
От основных сил канглы отделился отряд в три тысячи и лавиной понесся на копейщиков, разбрызгивая стрелы, не достигая тридцати-сорока метров до первых рядов китайцев, разворачивала коней и неслась обратно. И так раз пять, но на шестую лавину канглы, предварительно навтыкав в позиции копейщиков все стрелы, двумя клиньями врубились в их ряды. Я забеспокоился, что канглы увлекутся рукопашной. Но спустя несколько минут, они, вывернувшись из строя пехоты, вернулись на свои позиции. Их сменил второй трехтысячный отряд, проделав тоже самое, что и первые. Их сменили следующие три тысячи. С вершины холма мне было прекрасно видно, что китайская пехота несет ужасающие потери после каждого такого наскока.
И тут, при следующей атаке канглы, увидел, как их первые ряды резко пали под копыта следующих за ними рядов конницы, которая теперь, не останавливаясь, сшиблась с противником. Вслед за ними ринулись остальные шесть тысяч всадников центра, глубоко войдя в ряды китайцев.