Глава седьмая, часть вторая
— Да-а-а, маргианки горячие штучки, — сказал я сам себе полушепотом, лежа на огромной кровати Спалариса в его дворце.
— Вы что-то сказали, мой повелитель? — спросила лежащая слева белокурая красавица.
— Да вот думаю, какая ты у меня хорошая, — ответил я ей.
— И какая? — не унималась она.
— Самая лучшая.
— А я? — нежно прошептала мне в ухо, положив свою голову на мое правое плечо, чернокожая красавица.
Ну-у, только эти были не коренными маргианками, а в предыдущие десять дней многие были ими.
«Вообще классный гарем у Спалариса, — вспоминал я с удовольствием. — Каких только нет! На любой цвет, вкус и национальность. А эти?».
— Откуда ты родом? — спросил я у девушки с белоснежной кожей.
— Я из Галии, — ответила она, — но страну свою почти не помню.
— А как ты попала сюда? — заинтересовался я.
— Когда мне исполнилось пять лет, на деревню моего племени напали римляне. Я хорошо помню этот день, — рассказывала она после некоторого раздумья, — в тот день был какой-то праздник. Помню, что отец и мать накрывали на стол и ждали гостей. Но вместо гостей пришли римляне. Моего отца и остальных, кто сопротивлялся, убили, а оставшихся в живых продали в рабство на невольничьих рынках Сицилии. Меня и мою маму купил сириец по имени Кеней. Мама умерла от какой-то болезни на галере, пока мы плыли в Антиохию. В Антиохии Кеней продал меня в храм богини Афродиты, в лучшую школу гетер, где я почти девять лет обучалась искусству любви. И три года назад евнух Салариса купил меня в храме и подарил своему господину.
— А на языке римлян тебя научили говорить в храме?
— Да, мой господин. Еще я владею персидским, греческим и твоим родным языком.
— Неужели в храме Афродиты научилась? — удивился я.
— Нет, мой господин, — сладко улыбнулась она, — языку скифов я научилась здесь.
— А зачем он тебе?
— Я часто выхожу на рынки Маргуша. Чтобы свободно понимать торговцев, мне пришлось его выучить. Ведь торговец из страны Чин может не владеть персидским, и тем более греческим, а торговец из, например, Египта не владеет языком страны Чин. Ну, а на языке моего господина разговаривают все торговцы, прибывающие в Маргиану.
«Надо же, прямо язык международного общения», — подумал я.
— Ну, а ты откуда? — повернул я голову к темнокожей красавице.
— А я не скажу, — ответила она, сердито надув губки, — ты не ответил на мой вопрос, какая я для тебя хорошая.
— Ух, ты моя хорошая, — и, положив руку ей на изгиб ее обнаженного бедра, я в очередной раз почувствовал, что нахожусь так сказать «в полной боевой готовности»…
«Эх, хорошо быть в молодом, сильном теле с опытом зрелого мужчины и иметь при этом почти неограниченную власть», — подумал я…
Удар сотни гуннов был тяжелым. Мы глубоко проникли в тело городского ополчения Маргуша, но опрокинуть все равно их не смогли. Слишком малочислен был мой отряд. Нас встретила лучшая часть этой пехоты — гвардия Спалариса, которая и остановила нас. Лучники со стен продолжали стрелять в нас. Вокруг меня мои воины и воины врага гибли десятками от этих стрел. Лучники стараясь поскорее поразить меня не разбирались, где враги, а где свои. Меня пока спасали доспехи, от которых стрелы отскакивали, не причинив вреда моей тушке. Но через несколько минут, я отбивался сразу от дюжины копейщиков, среди которых я зарубил нескольких. Но один, особо удачливый, все же больно ткнул меня своим копьем в правый бок. Мои доспехи снова выдержали, но сама сила удара выбила меня из седла. От немедленной смерти меня спас мой конь, который продолжал бесноваться справа от меня и, сбив этого «удачливого» воина передними копытами, начал топтать его. При этом он полностью обеспечил мне безопасность с этой стороны, не подпуская ко мне остальных. Но слева, выставив копья вперед, на меня шли аж пять пехотинцев.
Я вскочил на ноги. Благо щит и саблю я не выпустил из рук даже после падения. Где-то я слышал, что пеший кочевник вдвое слабее конного. Ничего подобного. Пеший кочевник почти беззащитен перед вооруженными до зубов пехотинцами, которые уверенно напирали на меня, сомкнув щиты, не давая мне ни малейшей возможности сблизиться с ними вплотную, и воспользоваться преимуществом сабельного боя. Мельком я увидел, что Угэ с остатками моих телохранителей пытается пробиться ко мне, но их также почти облепили со всех сторон маргушсцы, убивая одного за другим, тем самым выплескивая ненависть за всех земледельцев, страдавших веками от набегов кочевников.