«И что мне говорить этим, несомненно опытным, прошедшим наверняка десятки битв воинам?» – думал с тревогой я.
«Да и ладно», – решил отбросить все тревожные мысли, пустить ситуацию на самотек, – «будь, что будет, авось пронесет. Ужас еще обещал подстраховать. Ну, а пока надо хорошенько поесть».
Поев, я обнаружил, что захмелел от выпитого кумыса и почувствовал стеснение во всем теле.
«Зачем надо было надевать доспехи во время еды? Хотя Ужас сказал, что это военный совет, а еда – это, видимо так, приятное с полезным».
В зал в сопровождении двух довольно симпатичных девушек вошла Тураки-хатун. Музыкант тут же остановил свою игру, а все присутствующие затихли.
«Ага, вот тут кто по-настоящему правит балом», – решил я.
Но «моя» бабка, пройдя в конец комнаты, скромно села за спинами сидящих и уставилась в пол.
Ужас став с места объявил:
– Сегодня утром мы потеряли внешнюю стену, каган Шоже смертельно ранен, завтра с утра ханьцы пойдут на решительный штурм. Нужно решить, как нам вступить в бой.
Тут сидящий от меня справа «старец» встав, сообщил:
– Мы кочевники и привыкли сражаться верхом. Без коня мы на половину слабее, даже если будем находиться на стенах. Считаю, что завтра, еще до того как ханьцы начнут атаку, выйти за стены и напасть на них всеми имеющимися у нас силами.
Практически все присутствующие одобрительно загудели, молчали только Ужас и «старец» сидевший слева. Но он встал и продолжил:
– Завтра, так или иначе, мы погибнем, ханьцев шесть туменов, нас только шесть тысяч.
«Видимо он не посчитал легионеров», – отметил я про себя.
– Выйдя за стену мы погибнем, но погибнем в бою, будучи гуннами, смело смотря вперед и несясь на врага. Оставшись под защитой стен, мы уподобимся тем же ханьцам и все равно погибнем, но тогда нам стыдно будет предстать перед нашими предками. Нужно выпустить первыми воинов Рима, на которых ханьцы отправят своих стрелков, а в это время мы под твоим командованием атакуем их основные силы, – обратился он ко мне.
«Это чего? Я что всех поведу в последний бой?» – я оглядел присутствующих. Все смотрели на меня с ожиданием, кроме «моей» бабки, которая продолжала сидеть, опустив вниз голову, – «Вы, что хотите, чтобы я одобрил этот самоубийственный план? Да ни за что!»
– Хорошо, – хрипло выдавил я.
Я почему-то побоялся сказать нет. Тогда пришлось бы выдвигать альтернативный план, которого у меня не было и быть не могло.
– Хорошо, – четче повторил я.
Все одобрительно зашумели, но Тураки-хатун услышав мой голос, встрепенулась и внимательно посмотрела на меня.
«Кажется, она меня заподозрила. Спалила мой «треснувший» голос. Надо по-быстрому свалить с этого совещания, пока она окончательно не вывела меня на чистую воду».
Я встал и сказал:
– Завтра в бой. Всем тщательно подготовиться. Нужно забрать с собой как можно больше врагов, – и направился к большой двери, окованной железом. Ничего умнее я в тот момент придумать не смог. Все воины, включая Ужаса, встав, склонились передо мной в легком поклоне.
Ко мне подбежали сестренки, подав «отобранное» у меня ими оружие и шлем.
Выйдя за дверь, оказался на уже знакомой мне площади. Впереди находились «родные» мне ворота с надвратной башней. Повернул направо и, пройдя метров пятьдесят после окончания передней стены цитадели, решил обойти ее. Пройдя еще столько же, подошел к противоположной от ворот стене. За стеной была река, на другой стороне которой никого не было. Я взглянул на небо, солнце уже клонилось к закату.
«Может свалить отсюда ночью по-тихому, переплыв реку?» – подумал я, – «а потом куда пойду? Это не вариант. Нужно выжить и выжить любой ценой, но выжить так, чтобы потом, если и не получится возвратиться в свое время, то жить долго и счастливо».
Поднявшись на ближайшую башню, я осмотрел крепость. Она была неплохой. Стены крепости в отличие от внешних были каменными, высотой до пяти-шести метров и расположены равными длинами со всех сторон, примерно по пятьсот метров. С трех сторон находились ворота. Над стенами, помимо угловых и надвратных, через каждые пятьдесят метров возвышались башни.
По бокам и позади центральной цитадели располагались небольшие дома и еще над многими недостроенными продолжали трудиться люди. «Видимо, это согдийцы». Воины-кочевники лениво посматривают на них.